Торжественно клянусь и обещаю

 

 

Галифакс. Канада.

2008 год

  

"Если выставить в музее 
Плачущего большевика, 
То весь бы день в музее 
Торчали б ротозеи: еще бы! - 
Такого не увидишь и в века" 

Вл. Маяковский

  

  

Пролог.

  

   Компании, как и люди, бывают разные. Это в полной мере относится и к авиакомпаниям.

   В "Крыльях Арктики", где я работал несколько лет назад, на безопасность полётов закрывали глаза.

   - Деньги давай, - кричал президент компании.

   Его мало интересовала подготовка пилотов, он принимал на работу двадцатилетних парней и девушек с двумястами часами налёта, год они мыли его самолёты, заправляли их, носили багаж пассажиров и очищали стоянку от снега.

   По истечению этого испытательного срока каждый пилот получал по пять полётов, три тренировочных и два зачётных. Деньги за эти полёты платили сами лётчики. Тех, кто хоть чуть-чуть мог держаться в воздухе, шеф-пилот ставил в очередь на полёты с пассажирами, а остальных возвращал на стоянку носить чемоданы эскимосам и индейцам.

  

   Ещё меньше президента интересовала исправность самолётов. За подготовку авиатехники в компании отвечал его отец. Замороженный норвег рассуждал так:

   - Не падают, да и ладно.

   А когда самолёты всё же падали, то вывод сын и отец делали всегда один - лётчики виноваты.

   И горбатились молодые канадские ребята бесплатно на хозяев годами, отрабатывая стоимость запчастей и вынужденный простой авиатехники. Скажу я вам честно, не все выжили в той погоне за длинным северным долларом.

   Ну, а насколько доллар был длинный - судите сами.

   Лётчику платили одну тысячу пятьсот долларов в месяц, плюс пятнадцать центов за каждую лётную милю.

   В среднем, с трудом получалось около трёх тысяч. При стоимости молока на крайнем севере четыре доллара за литр, а мяса пятнадцать, выходило не густо.

   Но вы не пугайтесь, не существует больше на канадском севере эта авиакомпания. Нашёлся "добрый" молодец, отрубил он головы кровососам полярным.

  

   Есть другой вид компаний. Например "Кэн Борек". В отличие от "Крыльев Арктики", из малюсенького северного Инювика, Кан Ворек сидит в шикарном, олимпийском Калгари. Величественный вид, открывающийся из окон офисов на горы с запада и на бескрайние прерии с востока, придаёт бизнесменам Калгари такую уверенность в себе, что она иногда граничит с наглостью. При приёме на работу, такие компании, требуют от пилота полной готовности на них работать. Завтра же. Ни о каком тренинге в компании и речи быть не может. Кандидат должен иметь, как минимум, три тысячи часов налёта на типе самолёта, который является основным в компании. У него должны быть допуска по всем видам лётной подготовки. При наличии этого минимума шеф-пилот компании лично протестирует кандидата в сложных метеоусловиях. Это будет всего один короткий полёт, не более получаса, без права на малейшую ошибку в технике пилотирования.

   Платят в такой компании солидно. Около пяти-шести тысяч в месяц, плюс при работе на севере, в отрыве от базы, экипаж обеспечивают едой.

   Но как в "Крыльях Арктики", так и в "Кэн Бореке" пилоты превращаются в рабов.

   Да, ты можешь пролетать одиннадцать месяцев на Мальдивских островах. Вкусив все прелести лётной работы:

   А. тропический климат

   Б. богатые пассажиры, дающие баснословные чаевые

   В. замечательные местные девушки, с которыми можно эти чаевые израсходовать Д. экзотические фрукты и овощи

  

   Казалось бы рай.

   Но не взирая на вышеперечисленные прелести жизни тебя не оставляет чувство одиночества. Семья за восемь тысяч километров. Ты скучаешь по ним, сколько бы ты не выпил "Мартини", и как бы хороша ни была твоя местная подружка.

   А ещё ты знаешь, что после возвращения в Канаду, компания предоставит тебе месячный отпуск, после которого тебя пошлют на одиннадцать месяцев летать в Арктику, либо Антарктику. И это не каламбур, приведённый здесь для украшения моего короткого рассказа, это реальная ротация персонала в "Кэн Бореке".

  

   Есть совсем гиганты. "Айр Канада" например. У этих свой подход к набору персонала. В требования к кандидату входят: те же три тысячи налёта, как в "Кэн Бореке", плюс, не менее четырёх лет коммерческой работы пилотом на территории Северной Америки, плюс два года стояние в очереди в листе кандидатов. За то уж если успешно прошёл интервью, то учёба будет оплачена компанией.

   С лёгкостью можно оказаться как на "Боинге 737", так и "Боинге 767". Те, кто знают, о чём идёт речь, почувствуют разницу.

   Преимуществ работать на них масса, я их перечислять не буду.

   Отмечу лишь один негативный момент.

   После удачной атаки мусульманских террористов на здания "Всемирного Торгового Центра", (с теми, кто считает, что мои южные соседи сами организовали тот хипишь, я спорить не буду), вся отрасль авиаперевозок Северной Америки попала в жесточайший кризис. Из двух ведущих авиакомпаний Канады одна тут же "приказала долго жить" (Canada 3000), а вторая решила ужаться. Всё же за спиной "Айр Канада" стоит государство. Так вот, разогнали тогда тысяч пять или шесть сотрудников офисов и техноты, и призадумались - что делать с пилотами?

   Тут продажные профсоюзные лидеры решили рубануться. Прямо как наши бывшие замполиты (заметьте, кстати, я никогда в своих политически незрелых высказываниях не трогаю ни политруков, ни комиссаров).

   Продолжу мысль, предложили профсоюзные лидеры боссам авиакомпании урезать пилотам зарплату, и не просто слегка сократить, а смачно, в два раза.

   Кто бы из боссов не согласился.

   Короче, кинули бедных лётчиков "по-взрослому", с десяти штук в месяц срезали до пяти. Сказали, временно, пока кризис не пройдёт.

   Но заметьте - имели ввиду тот кризис, не этот.

  

   А бывает четвёртый вид авиакомпаний, как моя.

   Долго я ждал этого трудоустройства. Последние пять лет.

   Не подумайте ничего плохого, я не бездельничал. Делал кое-что. В кино, например, снимался. На фабрике работал, дело убитой журналистки обсуждал, с её детьми и мужем. Но всё это было не то.

   Дождался. Как я четыре месяца изучал свой первый тип самолёта, я рассказывать не буду.

   Оно вам надо?

   Да и мне на учёбе было скучно. Я ещё в тысяча девятьсот лохматом году на Ан-12 летал, такая же корова, и такой же вид сбоку. А вот какой тренинг мне парни из штаб-квартиры дальше предложили, заслуживает быть сказанным и услышанным.

  

   Первым делом запланировали они научить меня выживать в любых ситуациях.

   Я не возражал, платили мне как в Айр Канада, но к количеству часов проведённых в воздухе, зарплату не привязывали. А значит, мне в принципе должно было быть всё равно - летаю я или что-то учу. Тем не менее, свой вопрос руководству я задал: - А на какой чёрт мне нужна ваша учёба? Я и так нигде не пропаду.

   Руководство, не путать с хозяевами бизнеса, к тупым вопросам своего лётчика отнеслось спокойно. Шеф-пилот доходчиво мне объяснил:

   - Ты, по контракту, застрахован на несколько миллионов долларов. Поэтому, мы постараемся тебя подготовить на случай аварии. Платить твоей супруге несколько миллионов только потому, что ты не нашёл в лесу съедобных ягод и умер от голода мы не собираемся.

  

   Я, конечно же, порядочный урод, контракту был так рад, что подписал его не читая. А там оказывается, забота обо мне прописана на нескольких страницах.

  

   Время прохождения курсов по выживанию мне предложили на выбор: в августе, в ноябре, в январе. Я выбрал в августе в тайге, в ноябре в океане, а тренировки по разгерметизации пилотской кабины в июле. Авиационно-медицинскую подготовку, с взрывной разгерметизацией на десяти тысячах описывать не буду. То же самое что и у нас, только разница в размахе.

   Когда я говорю о размахе, то некоторым товарищам может быть трудно меня понять. Для простоты восприятия приведу такой пример:

   Представьте себе молодого командира сверхзвукового ракетоносца Ту-22М3, служащего в Монгохто, у которого недавно родился ребёнок. Почти в это же время в гарнизон приезжает с проверкой боевой подготовки командующий авиации ВМФ. Военные строители к его приезду дом сдают, торжественно. Ну, командующий ключи от "двушки" молодому командиру и вручает, как отличнику боевой и политической подготовки.

   Счастье?

   А то.

   Жаль только, что кого-то из очереди выкинуть пришлось, но что поделаешь, счастья ведь для всех не хватает.

  

   Этот вариант, надеюсь, понятен всем.

   Теперь зарубежный опыт.

   Сразу после моего вливания в коллектив, ко мне подошёл заместитель босса по работе с персоналом и спросил меня насчёт жилья, мол, где устроился, как мол, да что?

   Я хоть и не в Одессе вырос, а в Николаеве, но на вопрос вопросом отвечать научился.

   - К чему любопытство? - отвечаю.

   А он и говорит, что компания готова предоставить мне пятикомнатный двухэтажный дом, с двумя санитарными узлами, за среднюю, по городу, цену съёма трёхкомнатной квартиры. Я поблагодарил руководство за заботу, но сказал, что дом у меня такой уже есть. Причём в собственности.

   Так что вроде то же самое, что и в Монгохто, но не совсем.

  

  

Тайга

  

   Перед поездкой на лесной сбор я поговорил с теми ребятами, кто этот курс уже прошёл. Опытные лётчики порекомендовали мне купить хорошую противомоскитную сетку, сказали, что на курсе дадут, но ты лучше возьми свою.

   Да, чуть не забыл, нож порекомендовали купить, охотничий, и тоже дорогой.

   Я рекомендации старших товарищей выполнил аккурат на пятьдесят процентов: маску за пять баксов купил (дешёвая стоит три), а нож за сорок долларов покупать - жаба задавила.

  

   На следующее после прилёта утро посадили нас, двадцать мужчин и четыре женщины, в автобус и через четыре часа высадили в глухой тайге. Жизнь сразу приняла спартанский вид. В домиках на четверых не было и признаков мебели: ни кроватей, ни стульев, ни столов. Туалетов не было ни в домиках, ни на улице. Недалеко от нашего жилища были видны барак для инструкторов и учебный корпус, на высоких деревянных столбах.

   Занятия начались без раскачки. Как только мы кинули сумки на фанерный пол своих лачуг, как нас тут же усадили в учебном корпусе за парты и принялись грузить полезными советами.

  

   В течение дня нам рассказали какие ягоды есть можно, а какие не стоит, посоветовали даже не думать о грибах как о еде, показали как охотится с подручными средствами, как ставить ловушки и ловить рыбу, как качать воду насосом и очищать загрязнившийся фильтр, как заливать воду в презервативы и завязывать их на поясе. Не плохо, между прочим. Оказалось что можно в каждом унести до двух литров воды. Из аварийного набора уложенного в парашюты транспортных самолётов нам выдали кучу крайне необходимого имущества и мы приступили к его детальному изучению.

   В спасательный набор входили: компас, сигнальное зеркальце, рыболовные снасти, лопатка, пила, примус, фонарь, сигнальные ракеты, аптечка, карта района полётов, спальный мешок, очки, баллон противомедвежьего слезоточивого газа, инструкция по выживанию, неоновые светлячки, радиостанция, нож, свисток и приёмник глобальной позиционной системы фирмы Гармин GPS-72Н.

   Может было что-то ещё, не помню.

  

   После обеда нас учили вести аварийную радиосвязь, не забыли рассказать, как правильно пользоваться рацией, если мы по случайности окажемся среди агрессивно настроенного местного населения.

   Закончили занятия часов в пять и все пошли на озеро купаться. Приятно удивили нравы местных лётчиц. Девушки разделись до нижнего белья и, ослепляя нас белизной незагорелых тел и своих бюстгальтеров, попрыгали с причала в воду.

   Ужина не дали. Это был сюрприз. Все легли спать злыми и голодными. Потому как привозить еду с собой - было категорически запрещено.

  

   На следующий день нас построили перед учебным корпусом и приказали положить рюкзаки и спальники у ног. Инструкторы выбрали из строя каждого четвертого, и повели с вещами в класс. Начался тотальный шмон. О предстоящем обыске нас предупреждали, не советовали прятать ни шоколадки, ни сыр, ни конфеты. Даже жвачка была лимитирована. Одна упаковка, шесть пластин или кубиков.

   У меня ничего запрещённого не было, но гадкое чувство не отпускало всё равно. Мы стояли и ждали, когда наших товарищей разденут догола и вывернут наизнанку. Среди них была одна девушка, лет двадцати пяти. Всех интересовал вопрос: как будут раздевать её? Мы обменялись мнениями по этому поводу и единогласно согласились с тем, что выбрали её не случайно. Лётчица была симпатичная.

  

   Вдруг из учебного корпуса выбежал разъярённый инструктор Роб Фарлонг. О нём можно было бы написать отдельную историю. Он живая канадская легенда. Настолько известен в определённых кругах, что мне о нём все уши прожужжали. И всего за один вчерашний день. Ростом под метр девяносто, явно выраженного атлетического телосложения, он был лучший снайпер страны, закстреливший душмана на рекордном расстоянии в две тысячи четыреста тридцать метров. Ну просто герой.

  

   Пышущий гневом инструктор орал на бегу и продолжал орать, остановившись перед нашим поредевшим строем.

   - Сколько вам нужно было говорить о том, чтобы вы не брали с собой ничего запрещённого?!?!?!? Что вам было непонятно???

   В этот момент из класса вышла наша лётчица, и смущенно волоча свой рюкзак по земле, подошла к строю.

   - Вы знаете, что я у неё нашёл? - продолжал бесноваться инструктор. Мы в шоке стояли молча.

   - А вот что! - с этими словами он вытащил из-за пазухи камуфлированной куртки плюшевого медвежонка и расхохотался.

  

   Бля, он всего лишь пошутил, а эта сучка ему подыграла. А мы-то подумали, что "писец" подруге пришёл, её ведь за жульничество снять с курса могли, запросто.

  

   После того, как последний обысканный член нашей команды присоединился к нам, нас разбили на четыре шестёрки и мы покинули лагерь. По пути в никуда инструкторы учили нас разным лесным премудростям. На первом этапе мы тренировались разводить костёр. Некоторым покажется смешно. Сильное дело костёр в лесу разжечь. Но те, кто служил в Монгохто, Острове, Быхове или в Кипелово меня поймут. Когда весь лес сырой насквозь и сам мокрый ты по самое "не хочу", то огонь добыть становится гораздо труднее, чем два пальца облизать. Короче, дали нам магниевые пластинки, показали, как скоблить их и поджигать с одной искры, научили стругать любую палку до состояния перьевого веника, показали, как аккуратно срывать берёзовую кору, которая горит даже в мокром виде. Научили обходиться без спичек и зажигалок под дождём.

  

   Мы шли, а инструкторы менялись. Первый закончил лекцию про костёр аккурат в том месте, где нас ждала другая группа и другой инструктор. Теперь мы учились делать односторонний шалаш. Оказывается, по канадской теории выживания, закрывать себя надо только с одной стороны, подветренной. В шалаше должно быть не менее тридцати сантиметров хвойных веток для спанья, вдоль всего шалаша, на расстоянии двух футов, должен быть выложен костёр, и гореть он должен всю ночь. А иначе придет кирдык или медведь, что в принципе то же самое. У каждого из нас была одна пятая часть парашюта и одна стропа. По легенде мы, приземлившись в лесу и повиснув на деревьях, отрезали стропу, по ней спустились и сумели оторвать кусок купола. Остальное осталось на дереве.

   Когда инструктор закончил демонстрацию строительства и приказал нам каждому построить себе индивидуальный шалаш я вдруг осознал, что в лагерь мы больше не вернёмся, еду нам больше не дадут, а впереди ещё восемь дней, из которых три, я должен буду провести в полном одиночестве, добывая себе пропитание и спасаясь от холода и сырости.

   Весь фокус в том, что план проведения курса держался от слушателей курса в секрете, и даже в пути ни один инструктор не говорил нам о том, что будет дальше.

  

   Под вечер очередной инструктор преподал нам урок строительства дымогенератора. Я о таком раньше даже не слышал. Очевидно, канадцы научились этому искусству у индейцев.

   Суть в следующем.

   Берутся четыре сырых, ровных палки длиной метра два, максимум - два-десять. Связываются в верхушке и ставятся пирамидой с расстоянием между ногами около полуметра. На высоте метр от земли внутри этой пирамиды делается площадка. Две палки привязываются параллельно, а затем, поперёк их кладутся палок пять или шесть. Площадка и готова. На эту площадку, до самой верхушки, накладывают нижние веточки ёлок. На них нет иголок и они всегда сухие, даже в дождь. После этого вся пирамида покрывается полуметровым слоем сырых ёлочных веток. Их втыкают отломанным концом сначала в стопку сухих веток на платформе, а затем друг в дужку. Они прекрасно держат друг друга. Верхушку пирамиды закрывают шапкой. Шапку делают из полутораметровой палки, к которой по кругу привязывают ёлочные ветки. Шапку одевают на концы четырёх ног пирамиды. Остался пустяк - метла бабы-яги. Канадцы говорят ведьмы. Сухие нижние ветки ёлки привязывают к палке и откладывают в сторону. Внизу пирамиды делается небольшое отверстие для поджога дымогенератора. Вшестером, под руководством инструктора, мы собрали эту конструкцию за час. Наградой нам была демонстрация этого чуда. Инструктор поджог "метлу ведьмы" и через дыру внизу ёлочной пирамиды внёс огонь под платформу с сухими ветками. Огонь забушевал внутри, а дым удерживался тридцатисантиметровым слоем сырой хвои. Когда наконец дым стал вырываться то в одном месте, то в другом месте нашей конструкции, инструктор снял с верхушки пирамиды шапку и белое облако выстрелило на двести метров вверх. Дым не просто выстрелил, но и валил затем минут десять, пока не дымогенератор не сгорел дотла. Высота подъёма дыма была уже не та, но первоначальный эффект был ошеломляющий. На этом второй день закончился.

  

   Инструктор ушёл куда-то в лес, а мы залезли в спальные мешки и попытались уснуть. Не всё так просто. Комарики ждали нас уже давно. Казалось бы, противомоскитная маска должна была в такой ситуации спасти любого. Но комары обладают коллективным разумом. Они садятся на маску всей толпой, продавливают её до лица или шеи, и кусают. Спасение я нашёл не сразу. Промучившись около часа я, наконец, придумал, как от них спрятаться. Я залез в спальник с головой, а дырку для дыхания закрыл сеткой. Внутрь сетки я вставил палочки связанные крест-накрест. Сделал своего рода грибочек. Остаток сетки втянул внутрь и одел на голову. Таким образом, комары не могли содрать сетку с моей головы, а грибочек удерживал её от проваливания внутрь спального мешка. Сам придумал. С комарами нас бороться не учили.

  

   На третий день инструктора не появились. Мы получили команду разбиться на группы по три человека и идти по GPS в координатную точку. Первый участок моя группа прошла относительно легко. Рюкзаки были не тяжёлые, килограмм десять, не больше. Спальный мешок - вообще пуховой, нести одно удовольствие. Сапоги сухие, одежда тоже сухая. Она за ночь на теле высохла. Короче, мы пробежали три километра по густому лесу и не чихнули. Нашли привязанную к дереву большую кофейную банку, внутри которой был пластиковый номерок. Доложили по рации на базу цифру и нас послали дальше, а потом ещё, и ещё.

  

   На третьем или четвёртом участке мы чуть не угробили сами себя.

   Мы шли втроём. Обязанностями менялись на каждом участке. Первый шёл по компасу, выдавая грубое направление пути, второй нёс GPS, уточняя дорогу и оглашая расстояние до цели, а третий, всегда шедший последним, считал шаги. Таким образом, обеспечивалась точность выхода на точку в глухом лесу - плюс-минус пять шагов. В пяти шагах кофейную банку на дереве мог не увидеть только слепой. На следующем участке мы менялись обязанностями. Командиром группы на участке считался тот, кто нёс GPS.

   На участке, где мы чуть не утонули, я отвечал за дистанцию. Шёл молча, смотрел под ноги, загибал и разгибал пальцы, отсчитывая десятки пар шагов. Вдруг услышал - всё бля, приехали. Естественно по-английски. Однако смысл был тот же. Подошёл к ребятам и увидел болото. Парень, который шёл впереди с компасом, был мой давний приятель Брайен Робар. Мы с ним зимой четыре месяца пиво каждый день пили когда проходили курс по навигации. А со вторым я познакомился два дня назад. Мы ему с Брайеном говорим, пошли в обход. Он сначала было согласился. Мы дёрнулись влево метров на шестьсот. Глухо. Затем вернулись и около километра прошли вправо. Хренушки. Топь непролазная. Вернулись к тому месту, откуда попытались обойти болото. Отдохнули минут десять, а потом этот орёл и говорит - вперёд. И мы пошли.

   Иногда по грудь но в основном по помидоры. Тащили друг друга за руки, перебрасывали рюкзаки и подбадривали друг друга, особенно когда казалось, что совсем "писец" пришёл. Вышли из болота часа через полтора. Минут двадцать лежали на сухой траве пластом, как только пришли в себя, то опять пошли. Метров через восемьсот нашли банку с номером. Докладывал выход на точку я. Не скрывая своего разочарования нашим приключением, я спросил инструкторов, это что, по заданию было нас угробить в болоте, или как?

   Они мне в ответ - а мы там не ходили, мы эту банку пять лет назад повесили, и то зимой. Болото там или нет, никто из нас не проверял.

   Одну банку мы всё же не нашли. Очевидно, заблудились. В финальную точку сна вышли на полчаса позже, но это значения не имело. На сеанс связи инструкторы не вышли.

  

   На четвертый день нашему новому спутнику приказали нас бросить и идти в свой квадрат на соединение с другим участником. К вечеру, преодолев по тайге километров двадцать, мы вышли к банке с номером, под которой в клетке сидел живой кролик. Бросили с напарником на пальцах - кто кроля мочит, а кто шкуру сдирает. Кстати бросание жребия при помощи игры Камень, Ножницы, Бумага, в Канаде распространено даже шире, чем у нас.

   Мне выпало быть киллером. Вытащил я пушистого из клетки, задние ноги ему сдавил левой кистью так, что у меня пальцы побелели. Очень боялся его упустить. Погладил кролика за ушами палкой. Успокоил. Прислонил его к дереву и хряпнул палкой по затылку.

   Может быть, не стоило подробно описать убийство кролика, но это было одно из зачётных упражнений, и без упоминания о нём картина выживания была бы не полная.

   И потом, это была наша первая пища за четыре дня. Сварили мы его, разделили пополам и съели. Всего. Даже глаза и мозги.

  

   На пятый день, с утра, мы получили команду разделиться и идти каждому на свою точку. В задании чётко было указано то, что мы на точке должны сделать.

   Первое, найти оранжевую ленту со своим позывным. Я был Коброй 19.

   Второе, в радиусе пятидесяти метров от ленты разбить лагерь. Путь от ленты к лагерю должен был быть отмечен тонкими полосками такой же ленты.

   Третье, выйти на связь и доложить координаты лагеря.

   Четвёртое, найти источник воды.

   Пятое, оборудовать лагерь. А именно: установить шалаш, построить дымовой генератор, выложить на земле знак бедствия в виде буквы V. Ширина полос буквы не менее метра, длина лучей шесть метров.

   Шестое, найти не менее четырёх источников пищи.

   Седьмое, развести и постоянно поддерживать огонь.

   Восьмое, выходить на связь на аварийной частоте, первые десять минут каждого чётного часа. 

   Сверив координаты с картой, я обнаружил, что моя точка находится на острове. Мне стало совсем грустно. Переплыть на остров со своим вещами я мог. Это меня не пугало. А вот то, что я буду ограничен в поиске пищи размерами острова - меня огорчило.

   Шагая по тайге к озеру, мне не раз пришлось пересекать заболоченные поляны. Я даже не знаю, как они называются, поэтому попробую объяснить, как они выглядят и почему достойны упоминания. Поляны эти, поросшее кустами клюквы, в одиночку переходить было можно. Главное ногу ставить поближе к кустам. В них много чего можно было поймать и съесть. Хотя нам и говорили что в них водятся съедобные ужи и лягушки, я видел только несколько мышей. На них я охотиться не стал, для меня было главным, что на них росли ягоды. Клюквы там было хоть отбавляй. И ещё. На краях тех полян росла осока. Может быть, я путаю, называя то растение осокой. Выглядело оно как камыш. Белая мякоть его стебля, та, что поближе к корню, была вполне съедобна. Пообедал в тот день я исключительно клюквой и такими стеблями.

   К вечеру вышел к озеру. Сами понимаете, что маршруты по расстоянию были рассчитаны на день пути. Никто не ожидал, что мы будем шляться по лесу в темноте.

   Сверил я показания компаса с показаниями GPS, определил который из островов на озере мой и спустился со скалы к воде. Громко сказал СКАЛА. Так, камень, метров десять над водой.

   С облегчением сбросил рюкзак с плеч. Несмотря на то, что в нём было всего десять кило веса, он мне порядком надоел. Раздеваться я не спешил. Торопиться было некуда. Я медлил с этим заплывом, всё ждал. Мне должны были помочь. Я был уверен в том, что руководители школы выживания не могли заставить нас плыть. Можно было легко потерять несколько пилотов в воде. Далеко не все из нас были значкисты ГТО. Плюс, как я уже упоминал, курс проходили четыре женщины. Короче, я оказался прав. Вскоре послышался звук мотора.

  

   Подрулив катер к берегу, инструктор спросил:

   - Тебе куда?

   Я показал ему на интересующий меня остров.

   - Садись, - всем своим видом он показывал мне своё безразличие к происходящему. Может быть даже больше, чем безразличие. Я бы сказал, что он был разочарован тем, что вынужден мне помогать. Будь его воля, то я не только бы сам плыл на остров, но ещё и его катерок за собой тащил. Вот что в тот момент читалось на его лице.

   Погрузил я на катер свои вещи, следом запрыгнул сам. В тот момент я подумал, что через пять минут я буду Робинзоном Крузо. Свой остров, хоть на три дня, но всё же.

   Однако, как только я вступил во временное владение кусочком суши, мои эмоции быстро угасли. День кончался, ленту с моим позывным надо было найти до заката, а потом ещё быстро устроить ночлег.

  

   По прошествии времени мне не хочется называть нехорошими словами инструкторский состав курса. Это так же, как сейчас мы хорошо вспоминаем наших командиров взводов. А сколько горбатых слов мы произнесли вслух или про себя, когда они нас дрючили за дело, или так - для профилактики. Так же и на острове. Я выходил из себя от злости потому, что не мог найти эту чёртову ленту. Она была совсем рядом. Мой Гармин GPS-72Н показывал расстояние до неё, оно равнялось нулю. Сигналу можно было верить. Приборчик ловил данные с шести спутников, а для уверенности мне хватило бы и трёх. Лента в радиусе пяти метров, а я её не видел. Плюнул я на это дело, бросил в точке НОЛЬ рюкзак и спальник, отошёл на пять метров от них и пошёл по кругу.

   Ленту я всё же увидел, однако подойти к ней не смог. Инструкторы повесили её над водой. В том месте, где подход к берегу был невозможен. Они прицепили её с катера или со снегахода. Сделали они это для того чтобы случайно наткнуться на неё было невозможно. Не высокий был обрыв над озером, а всё же.

  

   С местом мне повезло. А может просто я молодец. Я подумал, что раз лента весит в таком труднодоступном месте, то её положение меняется здесь не часто, а это значит, что в пятидесяти метрах от неё должен быть лагерь, одного из моих предшественников. А так как лагерь должен был быть разбит у воды, то найти старый бивуак мне не составило труда.

   По заданию, при строительстве укрытия для сна я должен использовать свежеспиленный ствол дерева, толщиной не менее десяти сантиметров и длинной около двух метров. Его необходимо было привязать поперёк двух деревьев на высоте полтора метра. Я спил ёлку, сапёрной лопаткой очистил её от ветвей, вытащил все десять нитей из парашютной стропы, а внешней оболочкой стропы привязал свежеспиленный ствол. На этот ствол я намотал узкую часть парашюта.

   Затем я притащил толстое бревно, положил его за опорными деревьями, просунул под него парашют. Широкую часть ткани я плоанировал вторым слоем закрепить на верхней перекладине. Когда я тащил это бревно, то ещё раз убедился в правильном выборе местораположения моего лагеря. Парни которые тут выживали оставили много чего для меня полезного. Мне больше не нужно было рубить свежие деревья для шалаша или дымогенератора, я легко находил ранее использованные. Пять сухих стволов ёлок валялись в пределах десяти метров от шалаша. Я опёр их на перекладину и вставил концы под бревно. Протянутый под бревном парашют, я натянул на концы этих палок. Края парашюта я закрепил шёлковыми нитками, вытянутыми из стропы. Получился односторонний шалаш с двойной парашютной стенкой, размером два метра на полтора и глубиной в метр. Место для костра и лежак я оборудовал, как требовалось по заданию. Разжег костёр, повесил над шалашом неоновые светлячки и лёг спать.

  

   Утром я, первым делом, накачал насосом из озера два литра воды.

   Надо сказать, что насос с фильтром стопроцентную очистку воды не гарантировал. Приходилось использовать обеззараживающие капли. В первый раз я перестарался и вместо десяти капель на два литра, бухнул двадцать. Не хотелось провести три дня сидя без штанов и умереть как засранец. Зря не верил в чудеса западной химии. При двадцати каплях в воде чувствовался посторонний привкус. А при десяти, только лёгкая неуверенность в завтрашнем дне. Воды пил много. В первый же день на острове работать пришлось тяжело, а еды не было совсем. К вечеру закончил строительство дымогенератора, выложил из веток на каменном плато огромный V знак, распустил на ветру аварийную двадцатиметровую ленту, сделал удочку и лук со стрелами.

  

   Охотиться нас учили при помощи короткой палки. Советовали ещё устроить ловушки для белок и зайцев, да только никто из слушателей не поверил в то, что кого-то можно поймать проволочной петлёй.

   Я и в палку не поверил. Считал, что лук со стрелами надёжней. Стрелы я сделал классные, на остриё примотал разогнутые медицинские булавки из аптечки. Я был горд собой и с утра второго дня моего одиночества на острове отправился его обследовать. GPS я держал в одной руке, палку во второй, а лук висел у меня на плече. Я выглядел и грозно, и смешно. Только ни смеяться надо мной, ни бояться меня на острове было некому. За два часа я обошёл его по кругу. Это был не Мадагаскар. Овал метров восемьсот в длину и четыреста в ширину. Зверей не видел. Видел птиц, ну и ягод было достаточно. Раза три в пути я останавливался поесть голубику.

   К обеду вернулся в лагерь и доложил по рации, что я жив и здоров.

  

   Кушать, однако, хотелось всё больше и больше. Закинул я для начала в воду удочку. Наживкой использовал две белых гусеницы, которых нашёл под камнями. За два часа не было ни одной поклёвки. Придавил я удочку камнем и пошёл искать ягоды. Только отошёл от шалаша метров на двадцать, как увидел куропатку. Вернее две. Птички засекли меня и скромненько так, побежали в сторону кустов. Я медленно повернулся и осторожно пошёл в свой лагерь за луком. Подкравшись к куропаткам на расстояние в пять метров с натянутой тетивой я принялся посылать по ним стрелу за стрелой. Наивный. Мои стрелы летели, как хотели, только не так, как мне было надо. Одно радовало, что тупые птички на них не обращали никакого внимания. А может быть, они тупым считали меня.

  

   На острове я обнаружил интересную особенность своего характера. Когда я слегка голоден, я, как и большинство мужиков, становлюсь агрессивным, а вот когда я не ел уже шесть дней (один кролик на двоих, три дня назад - не в счёт), то я был абсолютно спокоен и рассудителен. Не попав десять раз с шести шагов в куропатку из лука, я вернулся к шалашу и взял палку. Птички меня ждали там же. Они были уверены в том, что я идиот. К тому времени я уже знал, на какое расстояние они меня подпустят, перед тем как рванут прятаться. Палку я кинул, как учили. С вращением в горизонтальной плоскости. И попал. Птичка попробовала взлететь, но не смогла и кинулась бежать между елей. Бежать ей было хорошо, там внизу, на высоте её головы, веток практически не было, а я понёсся за ней, не замечая никаких препятствий. Мне повезло, я не напоролся ни на сук, ни толстую ветвь. В погоне за добычей я имел неоспоримое преимущество в скорости. На каждый мой шаг ей требовалось сделать шагов двадцать, и хоть перебирала ногами она быстрее меня, уйти далеко не смогла. Когда я сократил расстояние до добычи до двух метров, я прыгнул. Как в руках у меня оказалась моя камуфлированная шляпа я даже не могу вспомнить. Действовал машинально. Птичку я накрыл ей, перевёл дыхание и вытащил куропатку из-под шляпы за шею. Он была жива, и поэтому съесть я её решил как можно позже. Я привязал её за ногу к дереву у шалаша и пошёл за водой для супа. Нас учили дичь варить, а не жарить. Это я усвоил хорошо. При варке теряются вкусовые качества дичи, но зато калорий сохраняется намного больше. Вечером мимо меня проплывали на катере два инструктора. Я засвистел им, радостно размахивая над головой куропаткой. Ребята повернули ко мне, причалили к острову и учинили мне проверку. Для начала напомнили мне о том, что свист является сигналом НАСТОЯЩЕГО бедствия, и им в тренировочных условиях пользоваться нельзя. Затем они осмотрели мои владения, похвалили за добытую птицу и в подарок оставили небольшую щуку. Перед тем как отчалить от берега инструкторы предупредили меня:

   - Завтра от шалаша далеко не отходи. Прилетит поисковый самолёт. Будет тебя искать.

   Вы бы поверили?

   Я нет.

   Подумал, разыгрывают, чтобы не расслаблялся.

   Щуку я сварил. Гадость порядочная была та варёная щука. Особенно без соли.

  

   В ту ночь комары не доставали. Они как будто знали, что приближается гроза.

   А я не знал.

   И потому, развесил свою одежду вокруг шалаша. Подкинул дров в костёр и спокойно лёг спать. На сытый желудок.

   Что значит спать в глухом лесу?

   Да будь ты хоть сто раз уверен в том, что ни волк, ни медведь тебя не проведают, ты всё равно спишь, а ушки держишь востро. Поэтому, как только по моему спальному мешку ударила первая капля дождя я тут же выскочил из него, сорвал с веток одежду, спрятал её в рюкзак, а ботинки положил под себя в еловые ветки постели. Свой спальник я засунул в непромокаемый мешок и змеёй вполз в него сам. Потратил две минуты, на всё, про всё.

   Двойная стенка парашюта закрывала мою голову от прямых потоков грозового дождя, а всё остальное сдерживал брезент мешка. Я нашёл сон в ливень более приятным, чем в сухую ночь.

  

   Утро было безоблачным, я встал в девять часов, и только было собрался позавтракать голубикой на ближайшей поляне, как услышал знакомый гул.

   Вот чёрт, неужели где-то рядом летит Геркулес?

   Одеваться я не стал, как был в трусах и футболке, так и побежал босиком к дымогенератору. Магний был натёрт заранее, я ударил по металлической вставке в магниевую пластину кремнем и кучка порошка вспыхнула. Подпалил кору берёзы и от неё метлу бабы-яги. Ждать самолёта было нельзя, я мог не успеть разжечь дымогенератор, поэтому я запалил его и добился выстрела дыма. Пока горел мой сигнальный огонь, я схватил зеркало и стал ждать спасателей.

   Самолёт шёл на высоте шестьдесят-семдесят метров и правое крыло его было чуть впереди левого. Так экипаж боролся с сильным боковым ветром. Я поймал оуч солнца и направил его на кабину пилотов стараясь ослепить их солнечным зайчиком. Я делал это машинально, меня так учили, а сам не верил своим глазам. Оказывается они играли в эту игру всерьёз и тренировали не только нас, но и экипаж поискового самолёта. Как только Геркулес пролетел над моим лагерем, он заложил глубокий крен и пошёл на второй заход со снижением. Второй проход самолёт сделал на тридцати метрах и чуть в стороне от моего лагеря. Ребята учли ветер, открыли рампу и, пролетая надо мной, сбросили три цветных вымпела. Ура. Меня нашли.

   Честь получить три вымпела выпала не только мне. В тот день самолёт кружился в районе поиска часов пять. Нашёл всех, а тому, чей лагерь лётчикам понравился больше всех, поисковики сбросили на парашюте мешок с продуктами.

   Мне не сбросили. Выиграть соревнование у двадцати других участников сборов по выживанию было трудно. Особенно с учётом того, что я не знал, что участвую в соревновании.

  

   Самолёт улетел, дымогенератор прогорел, я оделся и пошёл на поляну есть ягоды. Присел на корточки среди низеньких кустиков и подумал: "Вот ведь, за мной прислали самолёт во время тренировки, а сколько бы самолётов искали меня, если бы я пропал на самом деле? Да наверняка половина канадских ВВС только бы и думла - как найти пропавшего лётчика. Чертовски приятно. А скольких ребят на моей Родине, попавших в такие же условия, не нашли? Не смогли или посчитали, что бесполезно искать". Мне почему-то вспомнились именно лётчики пяти полков Первой воздушной дивизии, перегонявшие американские самолёты с Чукотки до Красноярска по прграмме Лэнд Лиз. Они перегнали больше восьми тысяч самолётов, но сорок восемь из них пропали над Сибирью. Ведь при любой поломке они оставались один на один с тайгой. Никто их не искал и выйти к людям они не могли. Я уверен, что им даже лекции, о том, как продлить жизнь в лесу не читали. Знали что это бесполезно.

  

   Есть не хотелось. Я смотрел на ягоды и понял - мне лень их собирать. Мне проще было не двигаться и сохранять энергию, чем что-то делать ради десятка калорий.

  

   В два часа дня я получил команду уничтожить следы своего пребывания на острове. Не выйдет, сказал я себе. Кто-то ведь придёт и после меня. Пусть ему будет хоть чуть легче. Если смышлёный лётчик окажется на моём месте, то найдёт спрятанные мною стволы елей для шалаша и дымогенератора. А огромный ворох еловых веток, оставшийся от моей импровизированной кровати, будет ему, или ей, хорошим топливом для костра. Ну, а если молодое поколение начнёт пилой размахивать и лес валить вокруг, вместо того чтобы осмотреться, то значит так ему и надо.

  

   В пять меня забрал катер и привёз на тоже место, где подобрал три дня назад. Я слегка опешил: Что разве упражнение не закончилось? Оказалось, что нет. Рано я радовался. Мне предписывалось за час пройти четыре километра в точку сбора. Там меня должен был ждать вертолёт.

  

   На этот раз обманули. Вертолёта не было. Вместо него стоял жёлтый вездеход, с гусеничным прицепом. В две кабины набились все двадцать четыре человека. Хорошо, что мы все похудели килограмм на шесть-семь, а то было бы тесно.

  

   На базе нас ждал автобус и разбор полётов. Особенно пороть нас причин не было, за исключением одного ЧП произошедшего с нашей красавицей.

   Как выяснилось на пьянке, посвящённой окончанию курса, девушка была австралийкой. Плавала она как русалка - быстро, красиво и долго. Попав на такой же остров, как и я, подруга не отказала себе в удовольствии заниматься любимым делом. Нам вроде бы и не запрещали плавать. Предупредили лишь, чтобы мы держались в пределах разумной дальности от берега. Лично я сделал пару заплывов. Метров двадцать туда и обратно, в гигиенических целях.

   Однако надо заметить, что разумные пределы у всех свои. Кому-то пол-литра водяры махнуть, как плюнуть, ну а кому-то пол-озера переплыть, что два пальца ..., сами знаете что.

   Девушку заметили с катера и сделали ей замечание, она возмутилась в ответ. На воде с ней спорить не стали, а на разборе полётов рассказали об инциденте всем.

   По пути в столицу "Канадской Сибири" горд Виннипег, мы остановились покушать в придорожном ресторане. Я был уверен, что сейчас увижу, как народ сметает с тарелок еду. Руками. Без вилок и ложек. Я ведь раньше никогда не постился девять дней. В своих ожиданиях я оказался неправ. Ни я сам на еду не набросился, ни спутники мои не проявили нетерпения. Все поели очень медленно и очень мало.

   Удивительно, но есть совсем не хотелось.

  

Океан

  

   Почему для того чтобы научиться выживать в открытом океане необходимо лететь с берега Атлантики на берег Тихого океана? У нас что тут, вода теплее? Или волны ниже? Или лодок и спасательных плотов дефицит?

  

   Я мог задавать такие вопросы бесконечно. Саркастические интонации в моём голосе не ослабевали. Но я знал, что все мои эмоции бесполезны и я всё равно полечу через всю страну из Галифакса в Ванкувер.

   Как говорят местные: Coast to coast. С берега на берег.

   И вот, что возмущало меня больше всего, я видел своими глазами, как мои собратья по крылу тренировались на спасательных плотах в бассейне, на соседней улице с нашей штаб-квартирой.

   Народ только улыбался в ответ на мои вопросы.

   - Скоро ты всё поймёшь, - говорили опытные товарищи. - И потом, чем ты недоволен? Лети, отдохнёшь от рутины, спать будешь в гостинице, кормить на курсе будут как на убой, пиво и водку пей после занятий хоть каждый день. Всё оплачено, включая такси и рестораны в аэропортах. Расслабляйся.

  

   Уговорили, хотя выбора у меня не было.

   Вылетел в воскресенье, сразу после завтрака и, пролетев семь часов, попал на обед. Хорошо летать за солнышком на хорошем самолёте. Хоть оно тебя и обгоняет, но не намного.

   В Ванкувере меня не оставили. Слишком сладкий город. Посадили на маленький самолёт и привезли на тренировочную базу, на остров в океане.

   Океан, горы, сосны, миллионные домики на берегу - красота. Жаль только, что это поздний ноябрь, а не ранний сентябрь.

   Гостиница желала быть лучше. В комнате кровать, шкаф, плоский цветной телевизор и кресло.

   А туалет с ванной, или хотя бы с душем?

   По коридору налево. И душ, и ванна, и какава с чаем.

   Разбаловался я здесь конечно, забыл про отель в Семипалатинске, с пирамидами говна, торчащими из дыр уличной уборной.

  

   Оставил в гостинице сумку с вещами и пошёл на разведку окрестностей. За мной увязались два приятеля. С одним я знаком ещё с прошлого года, вместе в болоте тонули и вместе транспортный самолёт учили, а второй сказал, что много слышал обо мне в своей авиакомпании и хотел бы хоть неделю побыть рядом с легендой.

   Сразу за КПП аэропорта, а жили мы на территории местного аэродрома, находился небольшой авиационный музей. В Канаде очень распространены такие музеи. Местные жители бережно относятся к своей короткой истории, а средства позволяют восстанавливать старую авиатехнику до презентабельного состояния.

   За час мы осмотрели все экспозиции. Я для себя не нашёл ничего интересного, за исключением стоящего на открытой площадке МИГ-21-го, с чешскими опознавательными знаками. Как он туда попал, ума не приложу.

   Спрашивать о МИГе у служителя музея не стал, не хотел отвечать на кучу вопросов о себе.

   У меня так всегда. Спрошу что-то, человек коротко ответит, а потом как начнёт расспрашивать сам. И каждый мой ответ будет сопровождать восхищёнными возгласами. Восемьдесят процентов, из которых будут фальшивые.

  

   Дальнейшая прогулка по близлежащим улицам подтвердила моё мнение о Канаде. Создали люди комфортные условия жизни во всей стране. От крайней восточной точки, до крайней западной.

   В ста метрах от музея мы нашли спортивный комплекс с бассейном, катком, огромным спортивным залом, для игровых видов спорта и кучей небольших зальчиков по интересам. Штанга, восточные единоборства, беговые дорожки, скалолазание, сквош - всего и не упомню. Тут же находился небольшой детский сад и библиотека.

   В следующем здании располагался торговый центр. В его московском понимании. Разница была лишь в том, что всё это было построено не для десятков тысяч людей, а для пары сотен работников служб аэропорта, чьи частные дома уместились в радиусе ста метров от торгово-спортивного комплекса.

  

   Как не хватало таких центров нашим гарнизонам.

   Помню, прилетел я в конце восьмидесятых в Пермь. Двигатель надо было забрать с моторостроительного завода. На аэродроме совместного базирования тогда стоял полк МИГдвадцатьпятых. На улице мороз минус тридцать, в городе от отходов производства химической промышленности нечем дышать. Пить начинать было рано, решили мы экипажем сходить в местный спортзал.

   Заглянули внутрь, а там проходил чемпионат истребительного полка по волейболу. Мы присели скромно на скамейке и досмотрели матч. Когда две эскадрильи пожали под сеткой друг другу руки и победителям был вручён чемпионский диплом, я предложил победителям:

   - Мужики, а хотите мы вас сейчас одним своим экипажем выпорем?

  

   Те, кто летают на скоростях превышающих скорость звука в три раза, люди отважные. Они согласились.

   Не секрет, что в экипаже транспортного самолёта Ан -26-го как раз шесть человек. Чем не волейбольная команда? А наш экипаж был молод, от двадцати четырёх до двадцати восьми, высок ростом, метр восемьдесят и выше, и естественно нагл. Впрочем, как все экипажи транспортных самолётов.

   Как мы их отодрали не суть важно, сейчас речь не том. Спортивной формы у нас не было. Играли мы босиком, в комбинезонных штанах и футболках, кое-кто в майках.

   Слегка взопрели, но больше убили ступни ног. Пол там, видимо, не мылся никогда. И я подозреваю, что в отсутствии офицеров, солдатики там развлекались, не снимая сапог.

  

   После игры, под наши подначки, лётчики-истребители тут же в зале переоделись, собрали вещи в спортивные сумки и пожелали нам счастливой дороги домой. Покорители стратосферы ушли, а мы стали озабоченно оглядываться. Очень скоро обнаружилось, что дверь в спортзале была всего одна, и вела она на улицу. Спортзал был без предбанника, без раздевалки, без душа. Кирпичные стены, окна, одна дверь и волейбольная площадка.

   Делать было нечего. Ноги, шеи и подмышки требовали чистоты. Мылись мы на улице снегом. При такой отрицательной температуре гигиена заняла у нас минуту три, а может и меньше.

  

   С этими воспоминаниями о посещении славного города Пермь я вернулся в гостиницу.

   Воскресенье закончилось.

  

   Понедельник прошёл в классе учебного центра "поиска и спасения на воде".

   Нас прилично загрузили информацией о том, как себя вести оказавшись в воде в разных широтах мирового океана. Что из живых существ есть можно, а что нельзя. Я для себя сделал немало открытий. Например, узнал, что птицу, пойманную в океане, можно есть любую и, причём сырую. Кто-то из слушателей выразил сомнение насчёт вероятности встречи с птицей в океане.

   - Не волнуйтесь за это, - пообещал инструктор, - вы для чаек и пеликанов добыча. Они сами вас найдут.

   По поводу пеликанов нам прочитали короткую лекцию о том, как не стать жертвой этой крупной птицы. Пеликан клювом может пропороть лодку или даже сломать руку. Поэтому, если птица села на тебя, то необходимо отвлечь его внимание движением ног и схватить её за шею, как можно ближе к голове. Я себе это представил. Ха-ха.

  

   По поводу рыб запомнилось два момента, вернее три.

   Первый, все виды рыб можно есть в сыром виде.

   Второй, нельзя есть те виды рыб, которые меняют свой внешний вид, надуваясь, подсвечивая себя или которые имеют очень яркую окраску.

   Третий, нельзя ловить тунцов.

   Причины две:

   Первая - если тунец большой, то он оторвёт руку, на которой намотана леска. Если не оторвёт, то утянет под воду вместе с лодкой.

   Вторая -если тунец маленький, то перед смертью он выбросит кровь в мясо, и оно очень быстро испортится.

  

   Перед тем как закончить теоретическую часть наших сборов начальник поисковой службы спросил нас о наших проблемах, жалобах и предложениях. Народ может и имел что сказать, однако промолчал. Я молчать не стал.

   Пожаловался на то, что у меня в номере постель оказалась не свежая. Добавил, что спать пришлось в спортивном костюме на одеяле. Пожурил прилюдно руководство принимающей стороны за плохую подготовку к встрече "меня- любимого".

   Начальник посерел лицом, записал номер комнаты и пообещал мне, что пока я доеду до гостиницы, в ней будет всё окей.

  

   Автобус довёз нас до аэропорта минут за десять. Этого времени гостиничной службе хватило не только заправить свежим бельём мою кровать, но и написать мне записку. Естественно, не написать от руки, а напечатать на компьютере.

   В первом параграфе объяснительной мне было принесено извинение за непорядок. - Хорошо, - подумал я, - принимается.

   Во втором параграфе вина за плохую подготовку к моему приезду перелагалась на плечи неведомого мне диспетчера, который в гостиницу о моём прилёте не позвонил.

   - Так, отмазки начались.

   В третьем параграфе МНЕ указывалось на то, что спать на одеяле негигиенично, и что для того и существуют простыни и пододеяльники, чтобы на них спать и ими укрываться.

   - Я о... пешил. Ни ... себе, оборзели ребятки. В Кумертау такого себе не позволяли. Забыли на кого работаете. Ладно, завтра продолжим разбор инцидента.

  

   Утром вторника, перед тем как идти переодеваться в гидрокостюм, я передал записку начальнику службы. Он её прочитал и молча, ушёл в свой офис. Его вид ясно показывал, что продолжение последует.

   Народ толпился у склада водолазного снаряжения и выбирал костюмчики по размеру. Профессионально окинув меня взглядом, инструктор выдал мне прорезиненные штаны и куртку. Штаны с липучками на плечах очень сильно смахивали на детские ползунки. Вся грудь закрыта, до самого подбородка. Куртка тоже была необычная. Этакий комбинезон, с короткими шортиками. В одну штанину ногу я вставил, а вторая штанина образовалась, когда я застегнул до шеи кривую молнию. Получилось, что от средины бедра до шеи я был в двойном одеянии. Руки и остальная часть ног имели одиночную защиту. На ступни я надел резиновые носочки на молнии.

   В придачу нам выдали подвесную систему от парашютов и спасательные жилеты лётчиков-истребителей. Для тех, кто не в курсе что это, я коротко объясню. Подвесная система на канадских парашютах отстёгивается от основного парашюта и остаётся на лётчике. Неудобно. Стянут весь ни дыхнуть, ни ....

   Спасательный жилет был сетчатый, серого цвета. На нём куча маленьких карманов. В воротнике находится надувной пластиковый мешок и баллончик со сжатым воздухом. Справа и слева на мешке два клапана для подкачки мешка.

  

   Нарядили нас, дали каждому по сумке с тёплой курткой и повели к морю-океану. Первое упражнение отрабатывали на десятиметровой вышке. Одного за другим нас прицепляли к парашюту и сбрасывали в залив. Как только голова первого студента показалась над водой, по заливу разнёсся отборный мат на французском языке. Парень ругался так громко и отчаянно, что остальной народ покатился со смеху. Общий смысл сказанного сводился к тому, что МАМОЧКИ МОИ, КАКАЯ ЖЕ ОНА ХОЛОДНАЯ.

   Второй парашютист сказал примерно тоже, но на английском, и далее каждый входящий вводу старался найти те уникальные слова, которые отражают реальность пребывания в ЧЕТЫРЁХГРАДУСНОЙ воде.

   Мой черёд был двадцать четвёртый из двадцати шести. К тому времени, когда я ушёл с головой под воду, сказано было уже всё. Я вынырнул, отстегнулся от парашюта и на спине поплыл к причалу. Ну и что с того, что вода ледяная. Да, обжигает руки, плечи, шею и нижнюю половину ног. Но это всего каких-то двести метров. С берега казалось пара пустяков. В реальности оказалось, что если плыть на спине лёжа горизонтально, то очень скоро наступает кислородное голодание. Я начал задыхаться уже на половине пути. И ещё злиться на костюм, подвесную систему и жилет. Мне казалось, что они просто малы для меня. С горем пополам я добрался до металлической корзины. Влез в неё и попытался перевести дух. О том, что надо особым способом постучать по воде я забыл. Сверху послышался голос инструктора. Он, стоя у лебёдки и ехидно спросил меня:

   - Долго лежать собираемся? Руки, ноги внутрь корзины! Немедленно! Оторвёт ведь в реальной обстановке, когда к вертолёту будешь приближаться.

   Я повиновался. Сжался весь, в такой стокилограммовый комочек. А инструктор опять.

   - А сигнал подавать ты собираешься? Или мы тут до вечера тебя одного спасать будем?

   Пока я получал словесных звездюлей, дыхание моё восстановилось, и я начал соображать быстрее.

   Два месяца назад я побывал в такой же ситуации, с точностью наоборот. Тогда в барокамере, на высоте десять тысяч метров нам приказали снять кислородные маски. Как только мы это сделали, как тут же господа инструкторы провели взрывную разгерметизацию. То, что по ушам ударило - так это не считается. Пустячок, в сравнении с тем, что через минуту решая, головоломки я потерял цветоощущение, ещё через тридцать секунд перестал соображать, слагая двузначные цифры, а ещё через двадцать секунд потянулся за маской. А если бы продолжал геройствовать, то ещё через десять секунд потерял бы сознание.

  

   Подняли меня из воды метров на пять и в неё же опустили. Теперь я должен был спасаться на поясе. Вылез я в ледяную купель и обвязал себя поясом. На первый взгляд в этих упражнениях не было ничего сложного. Однако те, кто не знает особенности спасения вертолётом, могут поплатиться жизнью очень легко.

   Дело в том, что на металлическом тросе, спускаемом с вертушки, скапливается огромный заряд статического электричества. Ни в коем случае нельзя дотрагиваться до железной корзины пока она не коснётся воды. То же самое следует сказать и в отношении троса с поясом.

   После подъёмов и спусков мы пошли на тренировку по индивидуальному спасению. Наша советская лодочка ЛАС-1(лодка аварийная спасательная), это просто песня. Она, родная, в сравнении с тем, что предложили нам на тихом океане в Канаде, как автомат Калашникова в сравнении с М-16. То есть, наша вне конкуренции. Если у кого есть сомнения в том, что я знаком с АК-47 или с М-16, то я их развею. Знаком и хорошо.

  

   Канадская лодка сидячая, воду из-под задницы в ней вычерпать невозможно. Ни лечь, ни расслабиться. Короче, я хлебнул в ней все прелести спасения, но это было в среду. А пока ещё вторник не кончился. Для нас он ещё только начинался. Дважды мы отработали прыжок в воду с пирса, и работу с индивидуальной лодкой. После этого проплыли дважды под парашютом натянутым на воде. Фокус в этом упражнении был в том, что если не следовать вдоль одной стропы, то вертеться будешь под куполом, пока не утонешь. И после этого началось.

  

   Завели нас на корабль с платформой на корме. Поставили нам задачу. Мы должны были прыгать с пяти метров в воду. Наша индивидуальная подвесная парашютная система в этот момент была привязана к скоростному катеру, как только голова парашютиста исчезала под водой, катер должен был стартовать с места. В нашу задачу входило как можно быстрее отцепиться от воображаемого парашюта, который якобы ветром несёт над водой. Ветер изображал скоростной катер. "Чем вы отцепитесь, тем дальше вам придётся плыть обратно к пирсу" - сказал инструктор.

  

   Первый прыжок делали спиной к катеру. Если бы подвесная система была сделана как у людей, то сложности в этом не было бы. Но не только в Стране Советов кое-что делалось через задний проход, на этой стороне земли тоже умельцев хватает. Я думаю, что систему придумали ещё во время войны, помните тогда лётчики к своим самолётам ходили с парашютами. Идёт пилот горбиться, затянут весь в ремни, а по ляжкам его парашют бьет. Он ведь ниже спины всегда был, да и сейчас там же. Потом красные военлёты решили парашюты вместе с подвисной системой в самолётах оставлять, а янки решили подвесную систему от парашюта отстёгивать и в ней ходить. Крепиться к парашюту она в районе ключиц. Чтобы отстегнуть парашют нужно большими пальцами отжать снизу стопора, а указательными и средним нажать на кнопки сверху. На земле эта операция не сложна. А вот в ледяной воде, когда тебя тянет за собой катер на скорости семь узлов, сделать это сложно. Особенно сложно сделать это синхронно. Ведь если отстегнёшь одну лямку раньше другой, то вторую отстегнуть, так просто не удастся. Произойдёт перекос закрытого замка, тело лётчика начнёт волочиться по воде боком, в этой ситуации необходимо будет, либо ловить уже отстёгнутую лямку и выравнивать себя, либо одной рукой хватать пристёгнутую лямку, подтягивать её к себе и затем отстёгивать.

   Не хило?

  

   С первого раза правильно отстегнуться я не сумел.

   Во второй раз прыгали лицом вперёд.

   Выехал вдоль горизонтальной балки подвешанный на парашютной системе за корму катера. Прочитал в слух "молитву". Это такая карта контрольных проверок перед приводнением, выученная наизусть: купол открыт, ситуацию оценил, кислородную маску снял, шнур радиостанции от гермошлема отстегнул, шланг противоперегрузочной системы отсоединил и кинул их вниз, надул спасательный жилет, убедился, что спастельная лодка надулась от балона с сжатым воздухом и висит на фале, доложил сам себе о том, что высота пятьсот футов и что я готов к приводнению. Как только я закончил бубнить свой рапорт инструктор отцепил меня от балки.

   Я ушёл под воду метра на два, катер рванул так, что моё тело по пояс выскочило над водой. Глотнул воздуха и погрузился в волну, которую сам и создавал. Чтобы не задохнуться я отжался на лямках парашюта. Долго меня по воде не тащили. Как только инструктор убедился, что я в порядке, так он тут жет показал мне зелёный флажок, что означало - отсоединяйся. При скольжении по воде лицом вперёд отстёгиваться от парашюта сложнее, чем когда скользишь на спине. Я снял руки с лямок и потянулся к замкам, голова немедленно ушла под воду. Запаса воздуха не хватило, и я опять упёрся руками в лямки. Со второй попытки мне удалось отсоединиться, однако берег был уже далеко. После того как я чуть не задохнулся при долгом плавании на спине в утреннем упражнении, я сделал для себя определённые выводы. Оказалось, что можно плыть спиной вперёд стоя вертикально. Лицом вперёд плыть в принципе невозможно. Поплавки спасательного жилета расположенные на груде делать это не позволяли.

  

   Третий прыжок был зачётным. Он вобрал в себя оба первых упражнения. Прыгали лицом вперёд, по команде с катера переворачивались на спину, и затем отстёгивались.

   Удивительные люди потомки африканцев и латиноамериканцев. Ни те, ни другие, в подавляющем своём большинстве, не умеют плавать. Почему плавание является единственным абсолютно белым видом спорта? Я нигде не встречал вразумительного объяснения этому факту.

   Можно понять далёких предков этих этносов, много не наплаваешь с крокодилами в реках Африки, также как и в реках Южной Америки. Где пираньи съедят тебя ещё до того как ты зайдёшь по пояс в воду. Незначительное количество плавательных бассейнов в Африке и Южной Америке и сейчас не позволяет массово развивать этот спорт. Но как объяснить тот факт, что в США, где бассейнов больше, чем уличных туалетов в России, нет ни чёрных пловцов, ни латиносов? Нет их не только на олимпийском уровне. Их нет в детско-юношеских спортивных школах. Коих тысячи в стране.

  

   Не смотря на то, что небо они тоже не жалуют, в нашей группе было по одному представителю с обоих континентов.

   Каждому в жизни приходилось видеть испуганных людей. Мужчины и женщины испуг и страх переживают по-разному. Одни подавляют его усилием воли и считаются храбрецами, а другие, не стесняясь, демонстрирует его окружающим. Бывают исключения и среди мужчин, и среди женщин. Чувство страха присуще каждому живому существу и в этом нет ничего удивительного. Оно бывает мимолётным и сильным, если оно затягивается на минуты, то перерастает в чувство тревоги. Если же опасность угрожает человеку более продолжительное время, то НОРМАЛЬНЫЙ человек успевает мобилизоваться и адекватно реагировать на угрозу.

  

   Редко кому приходилось наблюдать за людьми, в которых вселился животный ужас и который не отпускал их ни на минуту в течение многих часов. Во время этого курса я был очевидцем двух личных драм.

   С эквадорцем я был знаком давно. Его полное имя не помещалось в одну строку. Оно было дано ему, чтобы запутать дьявола, когда тот придёт забирать Рафаэля в ад.

   То, что он не умел плавать, я узнал ещё год назад. На тренировках по плаванию в бассейне мы отрабатывали двухминутное держание на воде без помощи рук. Разбиты мы были на пары. Моим напарником был Рафа. Он должен был быть в воде, а я лежать на полу бассейна и держать руку у него над головой. В случае любых осложнений я должен был его спасать. Упражнение было зачётным, завалившего его могли попросить с курса. Рафа, потомок Боливара, смелый парень. Не сказав никому ни слова о том, что он не умеет плавать, прыгнул в бассейн, вынырнул на секунду и, глядя мне прямо в глаза, пошёл на дно. Я такого выражения глаз не видел никогда. Они были полны слёз и немой мольбы. На лице была написана такая безнадёга, что я ни секунду не сомневался в том, что Рафа скорее утонет, чем попросит о помощи.

   Вытащили мы его тогда. Как он уговорил руководство школы подготовки оставить его на курсе, я нее знаю. И вот, через одиннадцать месяцев, мы снова встретились и снова у воды. В день теоретических занятий мой эквадорец ходил с блаженной улыбкой на лице. Я подумал, что Рафа за это время научился плавать и сейчас переживает свой внутренний триумф над старыми страхами. Мне и в голову не могло прийти, что он, не останавливаясь, молился всем святым, которые его оберегали до сих пор.

   С вышки с парашютом он кое-как прыгнул и доплыл куда надо, на него никто не обращал персонального внимания потому, что все знали: в костюме, имеющем положительную плавучесть, утонуть он не мог. Трагикомедия началась тогда, когда пришла его очередь быть наживкой для акул, то есть волочиться по воде за катером. Рафа ни в коем случае не хотел отпускать лямки парашюта и старался держать голову как можно дальше от воды. Отстегнуться самостоятельно ему не удалось ни разу. Причём в первый раз инструкторы ещё не знали, с кем имеют дело, и в наказание за панику, охватившую его, и его нерасторопность бросили парня одного в центре залива, метрах, этак, в пятистах от пирса.

   Глупцы.

   Эквадорец, вместо того чтобы плыть к нам, стал истошно орать на смеси английского и испанского языков. Пришлось катеру за ним возвращаться. Два последующих раза спасатели подобрали его из воды сразу же, как только отцепили.

  

   Закончив с тренировками по отцепке парашюта, мы приступили к отработке групповых упражнений.

   Нас разделили на три команды и приказали прыгнуть в воду. Упражнение состояло из трёх задач.

   Первая. Мы должны были развернуть десятиместный плот и влезть в него, отрезать верёвку, удерживающую плот у воображаемого самолёта и сбросить плавучий якорь.

   Вторая. Покинуть плот и выстроиться в линию. Для этого каждый из нас, лёжа на спине, обхватил впереди плавающего товарища ногами за талию. На воде образовалась плавающая колбаса черно-красного цвета. По команде первого, из этой колбасы, мы принялись грести двуми руками, двигаясь спиной вперёд.

   Получилось очень даже прилично. Двести метров такой восьмёркой мы преодолели минут за десять, никого не потеряв.

   Третья задача была самая лёгкая. Можно даже сказать - приятная.

   Две четвёрки пловцов расположились лицом к лицу и просунули ноги друг другу под мышки. То есть, у меня под руками оказались ноги двух человек из ряда напротив, также как свои я просунул под мышки двум другим, плавающим напротив меня. Руками мы обхватили друг друга за плечи и минут десять качались на волнах. Дав нам немного отдохнуть, спасатели дали нам вводную:

   Один из нас заболел или тяжело ранен. Он должен отцепиться от нашего человеческого плота и вползти на него. По очереди мы отцеплялись, заползали, минуты по три лежали на ногах товарищей, сползали с другой стороны и вновь сплетаясь ногами, прицеплялись к плоту.

   Так нас учили отдыхать и даже спать, в случае если у нас не будет резинового плота.

   На этом упражнении первый водный день закончился.

   Когда я плёлся со своей сумкой к учебному корпусу, то я подумал:

   - Если и дальше так будем заниматься, то я сдохну.

   Тёплой курткой, из сумки, я так ни разу и не воспользовался. Некогда было.

  

   В душевую кабинку я зашёл не раздеваясь, снимал с себя всё под струёй горячей воды. Так было положено. Сам помылся, и костюм ополоснул снаружи и внутри. Обмотался полотенцем, вышел в сушильный зал и развесил всё по крючкам. Шлем, тапочки и жилет унёс в другое помещение. Там увидел двух наших девушек. Они пытались дотянуться до крючков. Развесить вещи и одновременно придерживать на бёдрах полотенца им удавалось с трудом. Мне по вкусу канадские нравы. Предлагать что-либо - боже упаси. А любоваться отдельными частями тела - пожалуйста. Наверно это возрастное.

   Перед отъездом в гостиницу ко мне подошёл начальник поисково-спасательного отряда и протянул лист бумаги.

   - Копии я отправил этому человеку и его начальнику.

  

   Я бегло прочитал его письмо.

  

   Сэр,

   довожу до Вашего сведения, что мистер Собес принял Ваши извинения. Однако Ваши комментарии в его адрес мы оба считаем абсолютно недопустимыми.

   Как известно последний постоялец номера, в котором проживает мистер Собес, покинул гостиницу неделю назад. У Вас нет, и не может быть никаких оправданий тому, что номер 230 простоял семь дней с грязным бельём на кровати. Вся вина за то, что мистер Собес плохо отдохнул в ночь с воскресенья на понедельник ложиться персонально на Вас.

   Заверяю Вас в том, что об этом инциденте будет доложено Вашему руководству.

  

   Начальник Аварийно-Спасательной службы Западного побережья

   Руководитель центра подготовки по выживанию на воде

  

   Ф.И.О.

  

   Мне оставалось только крякнуть от удовольствия.

  

   На следующий день, как только нас привезли на школьном автобусе на базу спасателей, как тут же, без раскачки, пригласили переодеваться. Затянули мы молнии своих костюмов под шеей и в резиновых тапочках потопали по бетонной дорожке к причалу.

   Назвать катером, то судно, на котором мы пустились в поход, было бы не верно. Это был, скорее, небольшой корабль. Скорость он держал приличную, узлов двадцать, не меньше. Курточку пришлось всё же одеть. Стоять целый час на ветру в резиновой упаковке было неприятно. Именно так далеко от берега нас и отвезли. Относительно далеко конечно. Ну, что в океане двадцать миль? Да пустяк. Во всяком случае, Скалистые горы Британской Колумбии из поля зрения не пропадали.

   Корабль замедлил ход и нас начали сбрасывать за борт. Та же процедура, что и день назад. Отрапортовал о готовности приводниться и тебя отцепляют от балки. Разница была лишь в том, что теперь мы тащились за спасательным судном, а не за быстроходными катерами. Те катера, в тот день, сопровождали нас. Инструкторы стояли вдоль их бортов, готовые в любую секунду броситься в океан на спасение слушателя в случае непредвиденных обстоятельств. А случаи были разные. К тому, что мой эквадорский друг и наш общий чёрный приятель запаникуют и не смогут отцепиться, все были готовы, а вот того, что один орёл отцепит подвесную систему на пятиметровой высоте над водой, не ожидал никто. Вся тренировка была построена на том, что из-под воды парашютиста должен был выдёргивать катер. При скорости судна всего в семь узлов, мы как пробки шампанского вылетали из глубины. Отстегнувшись от подвесной системы товарищ, теперь должен был рассчитывать только на плавучие качества костюма. А они не очень уж и велики. Их было достаточно лишь для того, чтобы держать голову пловца над водой. Надувной мешок спасательного жилета он надуть не успел. Хорошо, что спасательная лодка была уже в надутом состоянии на воде. По её верёвке он и выплыл.

   Вот что паника делает с незакалёнными товарищами, в условиях максимально приближенных к боевым.

   Я сиганул, как учили. Не зря всю жизнь чему-то учусь. Страхующий катер даже круг описывать не стал. Им и так всё было ясно. Бывший "красный" морской лётчик в ледяной воде - как в чужой постели. Всё делает быстро и без ошибок. Знает ведь, что второго шанса может и не быть.

   Подтянул я под себя плавучее средство индивидуального спасения, погрузился внутрь, с трудом в нём развернулся и принялся вычерпывать воду. Это занятие заняло у меня минут сорок. Когда я вычерпал воду, вспомнил про плавучий якорь. Выбросил его, накрылся плёнкой и осмотрелся. Оранжевая полоса таких же лодок тянулась до горизонта в обе стороны. Грести до ближайшего товарища не имело смысла, расстояние между лодками было метров пятьсот шестьсот.

   Всё до вечера я свободен.

   Не успел я заскучать от одиночества, как над головой пролетел гидросамолёт. Я сначала подумал, что товарищ лётчик летит по своим делам. Одномоторная Сессна, на поплавках, пролетела над нами и пошла на второй заход. После повторного пролёта над линией плотов, самолёт стал описывать круги в нашем районе. Я понял, зачем над нами повесили воздушное прикрытие лишь тогда, когда в двадцати метрах от меня появились любопытные соседи.

   Сначала из воды вынырнула одна симпатичная мордочка тюленя. Он посмотрел на меня, покрутил головой и исчез. Вскоре он появился гораздо ближе, хотя это мог быть не он, а его брат или сестра. Примерно через полчаса голоса морских животных стали разноситься со всех сторон. Их было больше десятка. Ясное дело, нас засекли. Не каждый день у берегов Британской Колумбии так развлекают местную фауну.

   Наблюдать за тюленями было бы одно удовольствие, если бы не одно обстоятельство. Причём такое обстоятельство, которое отбивало всякую охоту радоваться компании весёлых соседей.

   И называлось оно красивым ёмким словом - КОСАТКА.

   Этот вид крупнейших плотоядных дельфинов широко распространён в холодных водах западного побережья Канады. При длине девять-десять метров, касатки достигают веса в восемь тонн. За свою агрессивность они прозваны англичанами китами-убийцами (killer whale).

   Широко известно, что главной составляющей рациона питания касаток является именно тюлень. Интересный факт рассказали нам о касатках, зачастую, перед тем как съесть добычу кит-убийца играется с жертвой. Подбрасывает тюленя в воздух, следом выпрыгивает сам, ловит и подбрасывает опять.

   Для того чтобы исключить риск превращения несчастных лётчиков, в ещё более несчастных тюленей, над нами и подвесили Сессну.

   Восемь часов просидел я в лодке один. За это время спасатели навестили меня лишь однажды.

   Звук приближающегося катера донёсся сзади от меня. Разворачиваться в сторону звука не хотелось. Я был уверен, что они меня не задавят и не подберут. Ведь прошло всего часа четыре, может быть пять. Сворачиваться было ещё рано.

   Катер остановился возле меня. Я снял с головы оранжевую плёнку и сказал спасателям:

   - Двадцать четвёртый в порядке.

   - А кого это волнует? - рассмеялись они мне в ответ.

   Шутка конечно. Их очень интересовало, как я себя имею.

   Не я, как персона, а я, как обучаемый.

   В первый день в учебном классе я увидел большой плакат с чьим-то горьким высказыванием.

  

   Water, water everywhere and not a drop to drink.

   Вода, кругом вода и не капли попить.

  

   Теоретически глубина этой фразы была ясна с первого прочтения. Практически же она доходила до каждого из нас сейчас.

   Признаюсь честно, у меня были опреснительные таблетки, и я мог приготовить себе литр воды. Но лежали они в аварийном пакете, пакет лежал подомной, а руки замёрзли так, что не хотелось ими даже шевелить. Короче, я решил терпеть.

   Терпел и вспоминал про плакат, а от этого пить хотелось ещё больше.

  

   Там же, в классе теории, я прочёл в понедельник газетную статью, приколотую на стенде объявлений. Она называлась: When I die, I'll go to haven, I have already been to hell. Когда я умру, то я попаду в рай, в аду я уже побывал.

  

   Написал её молодой канадский лётчик после окончания курсов выживания в лесу и на море.

   Я бы мог прокомментировать ту статью и трудность самих курсов, но лучше за меня это сделает анекдот.

  

   Из номера в публичном доме выбегает проститутка и с криком - Ужас! Ужас! Ужас! - убегает по коридору.

   Мадам, не отрываясь от раскладывания пасьянса, посылает в комнату вторую девушку. Однако через несколько минут картина повторяется. Малышка вылетает пулей из номера и с воплями - Ужас! Ужас! Ужас! - убегает по коридору.

   Мадам посылает третью, свою лучшую сотрудницу, и опять всё повторяется. Тогда хозяйка борделя откладывает карты в сторону и идёт в комнату клиента сама.

   Через десять минут она выходит из номера, поправляет причёску и заявляет:

   - Ну, ужас, но не УЖАС! УЖАС! УЖАС!

  

   И лучше чем мадам я об этих эти курсах не скажу.

  

   Над водой уже спускались сумерки, когда за мной пришёл корабль. Вылезать из лодки в воду мне не хотелось.

   - Даже не думай об этом, - закричали мне с борта спасатели, когда поняли, что я намереваюсь пришвартоваться лодкой к борту корабля и залезть по верёвочной сетке на борт.

   - Сдувай лодку и плыви сюда.

   Пришлось открывать воздушный клапан. Лодка быстро обмякла, и через минуту я уже плыл к кораблю, волоча моё спасательное средство за собой на верёвке.

   Мне сбросили пояс и лебедкой подняли меня на борт.

   Ноги не слушались, стоять не получалось. Многочасовая качка раздолбила вестибулярный аппарат так, что я с удовольствием лёг на палубу, укутался в тёплую куртку и уснул. После меня подобрали ещё двоих ребят, и наш корабль взял курс на базу.

   После ужина ко мне в номер пришли ребята и пригласили сходить в местный бар. Я спросил их, как далеко идти, они ответили, что минут тридцать-сорок.

   Я послал их подальше вместе с их предложением.

   - Старый? - подкололи они.

   - Мудрый, - ответил я.

  

   Наступил последний день тренировок.

   На базе нас предупредили, чтобы мы очень тепло оделись. Третий день водных упражнений мы должны были провести в новом снаряжение. На этот раз это были совершенно непромокаемые спасательные костюмы, ярко оранжевого цвета. Они не облегали тело, как предыдущие гидрокостюмы, и можно было надеть любое количество слоёв одежды под них. Мы об этом знали заранее, поэтому каждый оделся как капуста. На мне было два комплекта нижнего белья и спортивный костюм с начёсом. На ноги я одел три пары носков. Сверху надел резиновый костюм. На руки резиновые перчатки, на голову резиновую аквалангисткою трубу. Голым оставался только овал "морды" моего лица.

   На рукавах и воротнике костюма были широкие резиновые манжеты, которые не пропускали не только воду, но и воздух. Поэтому, после того как молния на груди была полностью застёгнута, внутри его оставался значительный запас воздуха.

   - Постарайтесь избавиться от большей части воздуха, иначе в воде могут возникнуть проблемы, - сказал один из спасателей.

   - Какие? - полюбопытствовали мы.

   - Если в костюме воздуха немного, то при входе в воду давление его отожмет в область груди. Вы будете комфортно плавать. Голова будет на фут над водой. Если же воздуха оставить много, то после прыжка, во время нахождения под водой, вас может перевернуть, и вы будете плавать ногами вверх. Хрен вы перевернётесь головой вверх после этого.

   Во время инструктажа нам чётко рассказали, какая группа, что будет делать. Первые девять человек прыгают на ходу один за другим с верхней палубы. Остальные две группы ждут на нижней палубе. Через километр, прыгает вторая группа, и ещё через километр третья.

   Задача: Развернуть десятиместный плот и повторить всё то, что мы делали в первый водный день, занимаясь в группах. С одной лишь разницей - просидеть в плоту мы должны целый день. Строить человеческий плот и плыть группой на спине мы должны тогда, когда за нами прибудет корабль.

   Вышли в открытый океан, и пошли туда же где были вчера. Добрые дяди инструктора сжалились над второй и третьей группой и попросили нас спуститься в трюм. Мы удобно разместились на кроватях команды, один из наших лётчиков не поленился снять с себя верхнюю часть костюма и оккупировал гальюн.

  

   Через полчаса мы услышали, как в воду прыгнула первая группа. Минут через десять после этого пришли за второй. Ещё через полчаса пришли за нами. Пока я сидел в тепле кают-компании, мне даже в голову не пришло спросить себя - с чего бы это наши учителя такие добрые? Обычно, чем жёстче условия, тем суровее себя ведут люди по отношению друг к другу. Очень скоро я понял, в чём дело.

  

   Мы выстроились вдоль борта спасательного судна. Я стоял второй и держал в руках свёрнутый плот. Первым за борт пошёл мой приятель Брайен, не мешкая, я кинул плот за ним и прыгнул в воду. Когда я вынырнул, Брайен уже держался за жёлтый чемодан с плотом внутри и махал мне рукой. Я схватил его за лямку спасательного жилета на спине и оглянулся. Ко мне подплывал очередной лётчик. Минут через пять оранжевая цепочка выстроилась и, качаясь на волнах, провела перекличку.

   Убедившись, что весь народ в сборе мы с Брайеном сорвали ленту, удерживающею плот в сложенном состоянии. Баллон с воздухом сработал. Плот развернулся, но надуваться не спешил.

  

   Я не поверил своим глазам. На лицо был отказ системы. Плот надулся только на треть. Брайен посмотрел на меня и спросил:

   - Будем ждать или залезаем так?

   - Это вводная инструкторов. Плот дальше не надуется. Лезем так, - я подтолкнул его в спину.

   Уговаривать Брайена не пришлось. Он взобрался в плот.

   По инструкции, второй человек, попавший в плот, должен отрезать верёвку соединяющую плот с самолётом, в нашем случае с кораблём. До этого момента корабль медленно двигался впрерёд и плот, с колбасой из моих сокурсников, двигался с той же скоростью. Как только я отрезал фал, соединяющий нас, спасатель дал полный ход и мы остались одни.

  

   Оставшихся в воде товарищей мы с Брайеном затащили в плот быстро и без приключений. Пока восстанавливали дыхание, вповалку отдыхая на полу плота, я оценивал ситуацию.

   - Так, дно и верхний обод плота, не надулись. Так же, как и крестовая перекладина поддерживающая навес. Баллон отказать не мог. Его сто раз проверяли специалисты. Значит так положено по заданию.

   Я оглянулся по сторонам. В полукилометре от нас плавали наши товарищи, и их плот был также накачан только наполовину.

   - Вот почему нас спустили в трюм на пути сюда. Инструкторы не хотели, чтобы мы знали о дополнительных трудностях ожидающих нас.

   Старшим группы официально был назначен номер двадцать шесть. Это был наш чёрный брат. Ждать от него инициативы было бесполезно. Я подумал, что я скорее замёрзну, лёжа на не надутом полу плота, чем дождусь хоть одной светлой мысли от сына африканской саваны. Один хрен я не выдержу, и вскоре сам буду командовать. Так зачем тянуть?

   - Всем сесть вдоль борта. Девятнадцатый, садись на борт, ноги внутрь. Ты дежурный офицер. Двадцатый, бери насос и качай борт и верхнюю перекладину, двадцать первый, качаешь дно. Двадцать второй, достань насос для воды и приступай к фильтрации. Двадцать третий, ты держишь пакет для воды. Я готовлю рацию и сигнальные ракеты. Двадцать пятый, достаёшь плавающий якорь и выбрасываешь его за борт. Двадцать шестой.

   Тут я осёкся. Двадцать шестой номер, наш общий чёрный друг, стоял на коленях, перегнувшись через борт и блювал в океан. Давать указания ему было бесполезно.

   Мой друг Брайен был двадцать третьим. Он сидел с пакетом в руках и смотрел на чёрного парня. Лучше бы он этого не делал. Его хватило только на пять минут. А может и меньше, я не засекал.

   Теперь уже двое членов нашего экипажа кормили рыб. Я знал, что Брайен не боится воды, он вообще ничего не боится. Брайен играет вратарём за сборную своего города по хоккею. Надо иметь мужество, для того чтобы стоять в хоккейных воротах в Канаде.

   Пил накануне. И много, - подумал я.

   - Ты сколько выпил вчера? - спросил я его, в перерывах между приступами рвоты.

   - Шесть бутылок пива, а потом была текила. Сколько не помню.

   - Ты с ума сошёл? Знал же, что на целый день в океан идём. Пиво ладно, зачем мексиканскую гадость пил?

   - Так за чужой счёт была текила. Всех угощал какой-то музыкант из Ирландии. Он закончил гастроли по Канаде, вот и веселился.

  

   Да, люди везде одинаковые. Как Папанов говорил, за чужой счёт пьют .....

   Все и так знают, что сказал Папанов в "Бриллиантовой руке".

   За час мы накачали плот и нацедили литр воды.

   Воду я предложил попробовать всем. Народ энтузиазма не проявил. Я отпил из пакета первым. Сильно удивился. У воды не было никакого привкуса. Словно я пил водопроводную воду.

   Нам говорили о том, что замечательный насос, входящий в снаряжение плота, мог прокачать сорок тысяч литров воды, прежде чем засориться химический фильтр.

   В то, что вода будет безопасна для питья, я не сомневался. Но в то, что у неё не будет привкуса, я не поверил. Оказалось, что господа инструкторы не соврали.

   - Пить всем, - приказал я, оторвавшись от пакета.

   Народ надо было чем-то занять.

   - И откройте занавес. А то мы через час все раком через борт стоять будем.

   Мне уже самому было тошно смотреть на чёрного. В перерывах между приступами рвоты он лежал, на полу развесив свои огромные губы, из его коричневых глаз катились слёзы. Нет, он не рыдал, и не плакал. Они катились сами, против его воли.

   Я решил, что пора его пороть. Ведь если бы я пустил всё на самотёк, то наш боевой дух мог упасть ниже плинтуса и к тому моменту, когда за нами пришёл корабль, мы бы все выглядеть очень бледно.

   - Слышишь, брат? - обратился я на жаргоне его соплеменников к бедолаге. - Если ты не прекратишь распускать сопли, то нам придётся тебя съесть. Этим мы повысим мораль у остальных членов нашего экипажа. Немедленно втяни слёзы. Забудь о качке. Сядь ровно. Ты же видишь, что места на плоту мало. Чего разлёгся? Собери волю в кулак, здесь всем хреново, не одному тебе.

   На моей физиономии не было и намёка на то, что я шучу. Я вообще улыбаюсь редко, последний раз это было семь месяцев назад, когда мне сказали, что летать я буду в городе, где у меня есть дом, жена и друзья.

   Наверняка парень подумал, что с русским лучше не связываться. А может он просто боялся всего и всех. Не знаю, что на него произвело впечатление, но ноги он подтянул под себя, спину выпрямил, взял в руки кружку и принялся вычёрпывать воду из плота.

   Ни самолёта над нами, ни тюленей мы в тот день не видели. Вдалеке на волнах качался ещё один плот, и мы отчётливо видели, что ребята накачать его не сумели.

   Небо было затянуто низкой облачностью, часов ни у кого не было, определить, сколько времени мы болтаемся было невозможно. Первые несколько часов активной деятельности прошли. Порядок в плоту был наведён, дисциплина поддерживалась на высоком уровне. Заниматься больше было нечем, и мы заскучали. Голод подкрался на смену скуки неожиданно. Все как-то вдруг оживились. Заёрзали, стали чаще осматривать горизонт. Общее чувство тревоги не имело ничего общего с первоначальной паникой.

   - Пора бы уже и сворачивать наши учения, не ночью же нас будут собирать.

   В реальной обстановке я бы придумал чем занять ребят, а тогда на плоту я сам начал злиться.

   - Какого чёрта так долго?

   Психология потерпевших крушение спасателям известна. Именно тогда, когда мысли, подобные моим, охватили всех ребят, на горизонте показался корабль.

   Спасатель подошёл и остановился в пятидесяти метрах от нас.

   - Всем покинуть плот! - донеслась до нас команда, усиленная мегафоном. Я мысленно освободил себя от обязанностей старшего по спасению экипажа. Теперь мы были под руководством инструкторов.

   - Построиться в линию и грести в направлении корабля.

   Мы сползли с борта плота в воду.

   Я обхватил Брайена ногами за талию. Мой друг держал в руках верёвку от плота. Меня кто-то также обхватил ногами и когда все доложили, что готовы грести, мы заработали руками.

   Минут через десять с борта корабля стал доноситься смех. Я оглянулся и увидел, что расстояние до спасательного судна не уменьшилось.

   - Куда мы гребём? - прокричал я чёрному брату. Именно он был паровозом в нашем гребущем поезде.

   Он мне ответил, что гребёт к нашему плоту. Плот был привязан к руке Брайена и подгоняемый ветром находился от нас справа под девяносто градусов. Негр, видя его в десяти метрах от себя, направлял наши гребные усилия к нему. А плот, следуя руке Брайена, удалялся от нас с той же скоростью, с которой мы пытались его догнать.

   МЫ ГРЕБЛИ ПО КРУГУ.

   Хохот с борта спасательного судна - был явным тому подтверждением.

  

   Тут я должен коротко объяснить читателям, почему произошло то, что произошло.

   В английском языке слово "Boat" имеет широкое значение. Это и лодка, и шлюпка, и корабль, и судно, и подводная лодка.

   Услышав с корабля команду, грести к боту, сын вождя племени решил, что надо грести к ближайшему боту. А плот был всего лишь в десяти метрах. Так на кой хрен грести пятьдесят, когда можно грести десять?

  

   Когда я понял, в чём дело, я был вне себя от ярости. Я сказал африканскому брату всё, что я думаю о нём и всех его родственниках. Затем я послал Брайена в голову колонны, а чёрного поставил перед собой держать верёвку плота. Через пятнадцать минут после этих перестановок мы были на корабле.

  

   На разборе учений наш экипаж был отмечен как единственный, кто справился с аварийной ситуацией и реально боролся за жизнь. Начальник поисково-спасательной службы не забыл сказать и о том, что в экстремальной ситуации не стоит повышать голос на людей, которые неправильно реагируют на команды.

   - Это ведёт к конфликтам, а они выживанию не помогают, - резюмировал он.

   Он, конечно, был прав. Я и сам знал, что аварийной ситуации я бы поступил по-другому.

   Как?

   Не скажу.