Петр Иванович Ганичев
21.10.1904 - 22.06.1941
Судьба комдива
Идут года, меняются поколения, однако черная дата 22 июня 1941 года продолжает болеть и кровоточить в нашей памяти. 80 лет минуло, но миллионы жертв той страшной войны продолжают стучаться в наши сердца. Вспомнить их всех поименно, как ни горько это осознавать, не удастся уже никогда. Такова жуткая правда войны. Кто-то прошел ее всю, от звонка до звонка, а кто-то, разорванный в клочья фашистскими бомбами в первые часы и минуты, не успел сделать ни одного выстрела. 22 июня 1941 года на аэродроме в Лиде от пули немецкого истребителя погиб командир 11-й смешанной авиационной дивизии, легендарный летчик-истребитель полковник Петр Иванович Ганичев.
Неисповедимы судьбы людские. В составе ВВС Западного особого военного округа войну в Белоруссии встретили 11 авиационных дивизий, но из их командиров погиб в бою только Ганичев, остальные, за исключением расстрелянного Героя Советского Союза Сергея Черных, возглавлявшего 9-ю смешанную авиадивизию, воевали до самой Победы, стали генералами. Имя Петра Ганичева, по биографии которого можно смело изучать историю становления советской истребительной авиации, в послевоенное время забыли. Было утрачено и место его захоронения. Не сохранилось ничего, даже фотографии. Отважный воздушный боец, один из лучших советских истребителей чкаловского призыва, герой боев у Хасана… Сегодня он наконец-то вернется к нам с той кровавой войны, в которой ему было суждено участвовать всего несколько часов.
В поисках утраченного
А началась моя долгая дорога к Петру Ганичеву в июне 1991 года, когда по всей стране проходили мероприятия, посвященные 50-летию начала Великой Отечественной войны. Служил я тогда в Лиде, штаб нашей 1-й гвардейской авиадивизии размещался в том самом старинном двухэтажном здании 1909 года постройки, где встретил войну командир 11-й САД полковник Ганичев. По этим коридорам он ходил, здесь же, в большом классе на первом этаже, проводил совещания и занятия с летчиками, а в его бывшем кабинете теперь сидел наш комдив генерал Анатолий Болдырев.
Мои попытки что-либо узнать о нем тогда были тщетны: полное отсутствие какой-либо информации, а тем более документов как у местных властей, так и у краеведов-историков. Повезло, что были еще живы местные жители – свидетели тех событий и ветераны - участники войны. С их помощью удалось установить, что аэродром в годы войны находился совсем не там, где теперь взлетали и садились наши самолеты, а около самого штаба дивизии была стоянка звена управления, где размещался и самолет комдива Ганичева — истребитель И-16.
Первым вспомнил о Петре Ганичеве в мемуарах, изданных в 1981 году, маршал авиации Николай Скрипко. Написал маршал и о трагической гибели комдива в первый день войны. И хотя в его рассказе, как оказалось, было много неточностей и нестыковок, именно эта версия за неимением другой принята авиационными историками за основу и по сей день кочует из одной книги в другую. Как известно, лидский аэродром перед войной был базовым для 122-го истребительного полка 11-й САД. В 1985 году в мало кому известном и не попавшем в поле зрения исследователей сборнике «Коммунисты, вперед!» бывший военком 1-й АЭ 122-го ИАП старший политрук Петр Дранко поделился своими воспоминаниями о первом дне войны и обстоятельствах гибели Ганичева. Большой вклад в дело исследования событий, которые происходили в 122-м ИАП в начале войны, внес знаменитый краевед-историк из Гродно Василий Бардов. В 2002–2005 годах он взял несколько интервью у летчика этого полка, ставшего впоследствии генералом, Героем Советского Союза Сергея Долгушина. Сергей Федорович указал на ошибки, которые сделаны в мемуарах маршала Скрипко, и дал очень ценные пояснения тому, что же на самом деле происходило на лидском аэродроме 22 июня 1941 года. Тыловым обеспечением авиаполков 11-й САД занимались части 14-го района авиационного базирования, управление которого было сформировано в Лиде в мае 1941-го. Возглавлял 14-й РАБ полковник Павел Воронов, внук которого в 2012 году опубликовал его записки-воспоминания. Рассказывая о первом дне войны, Воронов пишет о тяжелом ранении Ганичева, которое произошло прямо у него на глазах.
Все эти годы я вел собственное расследование обстоятельств гибели комдива и собирал материалы о нем. Информации о самом Петре Ивановиче было очень мало. В 2001 году, накануне 60-летия случившейся трагедии, посетил лидский военкомат в надежде уточнить место его захоронения. Учетом погибших на территории города и района советских воинов занималась главный специалист по социально-правовым вопросам Наталья Вялова. Согласно учетной карточке № 2560 полковник Ганичев числился захороненным на городском кладбище по улице Советской. Вместе с Вяловой посетил это кладбище, благо оно недалеко от военкомата, но никаких следов могилы Ганичева мы там не нашли. Признаюсь, ощутимый импульс моей поисковой работе придала книга «На земле Беларуси. Канун и начало войны», которая вышла из печати в 2006 году и была приурочена к 65-летию начала вторжения немецких войск на территорию БССР. К моему удивлению, фундаментальный, многостраничный, изданный, как сказано в аннотации, научными работниками Института военной истории Минобороны России и военно-научного управления Вооруженных Сил Республики Беларусь на основе изученных архивных документов, утверждал, что командиром 11-й САД 22 июня 1941 года был… дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант Григорий Кравченко! В книге размещены его фото, биография…
В 2011 году, в связи с 70-летием исследуемых мной событий, я надеялся только на чудо и обратился с письмом в Лидский историко-художественный музей. Чуда не случилось. Директор музея ответила, что «материала по Ганичеву П. И., к нашему стыду, в музее нет. П. Ганичев в Лиде пока не увековечен». Я знал, что историей 11-й САД занималась сотрудница музея Анастасия Колодяжная, но без изучения документов, которые хранятся в Центральном архиве Министерства обороны России в Подольске, делать это ей было очень сложно.
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…»
Очень долго я тщетно пытался найти хоть какое-нибудь фото Ганичева. Увы, по всей видимости, фотографироваться Петр Иванович не любил, был человеком чрезвычайно скромным. Даже в старых газетах и журналах, которые пестрят от фото сталинских соколов, его нет. А судя по успехам и заслугам, он там непременно должен быть. Оказалось, что даже в его учетно-послужной карточке, хранящейся в подольском архиве, фотография отсутствует. И только в личном деле я нашел три не очень качественных фото, на которых Ганичев в звании капитана и майора. Вот только тогда я впервые и увидел его простое, типично русское лицо.
Родился Петр Ганичев 21 сентября 1904 года в старинном селе Белое (в 1931-м переименовано в Любытино) в обычной крестьянской семье. Ни о какой военной, а тем более летной профессии он, конечно же, и не мечтал. Отец Пети Иван Васильевич, кроме занятия земледелием, имел уникальный музыкальный слух, поэтому подрабатывал, ремонтируя и настраивая гармони. А гармонь по тем временам — это как сегодня смартфон или компьютер. Дело было прибыльное и перспективное. Скорее всего, пошел бы по стопам отца и Петр, но, когда ему еще не исполнилось и четыре годика, умерла его мама Дарья Андреевна. С мачехой отношения не сложились, а в 1917 году умер и отец. И пошел круглый сирота Петя Ганичев своей дорогой — в люди… Три года числился среди безработных на ленинградской бирже труда и жил случайными заработками. Болел брюшным тифом — словом, полная безнадега. Случайно узнал, что ведется набор в Ленинградскую автоброневую школу. А там и кормят, и одевают, и с жильем никаких проблем. В приемной комиссии Петра встретили приветливо: девять классов средней школы второй ступени, социальное происхождение — из крестьян, здоровье для того голодного времени вроде тоже неплохое. Подходит!
2 октября 1924 года началась военная служба курсанта Ганичева в Красной армии. Будущее вроде бы определилось, и Петр женился, взяв в жены односельчанку Елену Николаевну Сергееву, такую же круглую сироту, как и сам. Но стать танкистом ему было не суждено. Через восемь месяцев учебное заведение расформировали, а Ганичева перевели в пехотную школу имени Склянского. Того самого Склянского, благодаря которому днем рождения Красной армии стало 23 февраля. Но и командиром пехотного взвода послужить Петру не довелось. В это время в стране задумались о создании мощной военной авиации, которая находилась в Красной армии на второстепенных ролях, в самом что ни на есть зачаточном состоянии. Кстати, ВВС РККА были выделены в самостоятельный род войск только в 1932 году. 27 апреля 1928-го Реввоенсоветом СССР утвержден первый пятилетний план строительства ВВС, согласно которому ставилась грандиозная задача превысить (!) в количественном отношении самолетный парк вероятных противников и добиться перевеса в составе ВВС боевой авиации над вспомогательной, уделив особое внимание истребителям и бомбардировщикам. А для реализации этих невероятных планов нужны были не только самолеты, но и летные кадры. Вот в эту, как говорится, струю развития ВВС и попал Ганичев.
С Ленинградской военно-теоретической школы ВВС РККА в 1927 году началась служба Петра Ганичева в авиации.
Главной кузницей будущих летных кадров была в те годы Ленинградская военно-теоретическая школа ВВС, которая комплектовалась в основном из командиров РККА, прошедших специальный отбор по состоянию здоровья. В сентябре 1927-го среди ее курсантов совершенно случайно оказался и выпускник пехотной школы комвзвода Ганичев. В знаменитой «терке» будущих пилотов ждал год теоретической подготовки, выпускные экзамены и распределение по летным школам. Ганичев получил назначение в 3-ю военную школу летчиков имени Ворошилова, которая располагалась в Оренбурге. Первый свой шаг в небо он сделал на учебно-тренировочном биплане У-1 с ротативным (!) двигателем, который смазывался обычной касторкой (!), самотеком поступающей из закрепленной под верхним крылом канистры. Самолет имел специальную противокапотажную деревянную лыжу, не позволявшую ему перевернуться при неудачной посадке. Это была советская копия английского «Авро-504К», который начал летать в 1913 году! Оренбургское небо приняло Петра как родного. Настоящим пилотом, как и композитором, художником или музыкантом, надо родиться. Это, что называется, талант от бога. Успешно освоившие У-1 учлеты переходили на следующую ступень и начинали летать с инструктором, а затем и самостоятельно на первом советском крупносерийном боевом самолете Р-1, который сделали на основе английского крылатого разведчика «Де Хевилленд ДХ.9А» образца 1916 года. На этих самолетах новоиспеченных военлетов и выпускали из школы. И только самых лучших и перспективных допускали к полетам на английском истребителе «Мартинсайд F.4», сконструированном в 1918 году. В 1922-м через посредников советское государство закупило для ВВС сотню таких самолетов. С них, собственно говоря, и началась история истребительной авиации РККА. Среди избранных оказался Петр Ганичев, проявивший не только особые способности, но и интерес к летной работе. Лихо рассекавшего небо на «Мартинсайде» военлета, совершившего за время учебы в школе 325 полетов, в том числе 133 самостоятельных, имевшего налет 65 часов и 21 минуту, направили после выпуска в лучшую в ВВС 15-ю истребительную авиабригаду Белорусского военного округа, которая базировалась в Брянске. О том, что значит быть в то время летчиком-истребителем, красноречиво говорит такая цифра: в 1929 году в ВВС РККА числилось всего-то 232 самолета-истребителя.
На учебном самолете У-1 сделал свой первый шаг в небо курсант Ганичев в 1928 году.
Р-1 заходит на посадку
«Все выше и выше, и выше…»
10 сентября 1929 года младшим летчиком в 1-м отряде 13-й эскадрильи 15-й авиабригады Белорусского военного округа Петр начал свою службу в истребительной авиации Красной армии. Сказать, что очень скоро новичок произвел на местных пилотов неизгладимое впечатление, значит, ничего не сказать. Буквально за считаные месяцы стремительно продвигающийся по программе летной подготовки Ганичев превратился в местную знаменитость. Неужто еще один Чкалов? Валерий Павлович тоже служил в местной авиабригаде, но за крутой пилотаж и аварию истребителя был осужден и оказался в январе 1929 года в брянской тюрьме. Как летчик рос Петр не по дням, а по часам. Его командиры, прекрасно понимая, что перед ними редкий талант-самородок, летать ему давали много, не скупясь на бензин. Невероятно, но 1 марта 1930 года, менее чем через полгода после начала его службы в бригаде, командир 13-й АЭ Ванюшин пишет на налетавшего в нелегких условиях осени и зимы на истребителе И-2бис 66 часов и приступившего к полетам на И-3 Ганичева аттестацию, в которой предлагает выдвинуть на должность старшего летчика в первоочередном порядке. Вышестоящее командование не только соглашается с этим предложением, но и допускает старшего летчика Ганичева к исполнению обязанностей командира звена! А после того как с апреля по сентябрь он налетает на И-3 еще 92 (!) часа, его опять же во внеочередном порядке утверждают на этой должности и переводят для передачи опыта в соседнюю 19-ю эскадрилью бригады. Но и это еще не все. Через два месяца вчерашнего курсанта допускают к исполнению обязанностей командира отряда! Для такого продвижения по службе обычному летчику нужны были годы. Да, по-настоящему звездным выдался для Петра Ганичева 1930 год.
В небе любимый истребитель Ганичева И-3
Истребитель И-2бис, который летом 1928-го поступил в Брянск для войсковых испытаний, был первым советским серийным истребителем. До него на вооружении состояли только иностранные самолеты. На И-2бис и оттачивал летное мастерство Ганичев. Их сменили истребители И-3, которые в числе первых в ВВС осваивали летчики 15-й авиабригады. Кстати, согласно записи в летной книжке у Ганичева на И-3 был самый большой налет: 423 часа 19 минут! В том числе 90 часов 50 минут ночью! И это на деревянном самолете с весьма примитивным пилотажно-навигационным оборудованием. Мускулистость этих цифр понятна каждому авиатору.
В 1931 году имя летного вундеркинда из Брянской авиабригады прогремело на все ВВС Красной армии. Ганичев произвел настоящий фурор на соревнованиях по технике пилотирования и стрельбе, на которые съехались лучшие асы со всей страны. Обладая уникальной техникой пилотирования, Петр с ювелирной точностью исполнил зачетные фигуры, а затем из пулеметов своего И-3 в пыль разнес все мишени. За безоговорочное первенство в состязаниях начальник ВВС РККА легендарный Яков Алкснис наградил его именным пистолетом. Невероятно, но факт: всего за два года службы в Брянске он стал настоящим асом, одним из лучших летчиков-истребителей в ВВС. Оперативно на это событие отреагировала партийная организация 19-й эскадрильи, которая тут же приняла Ганичева в члены ВКП(б) (в кандидатах он ходил с 1926 года). В октябре 1931-го командир 19-й АЭ Павел Монархо (известный летчик, ставший вскоре полковником, командиром придворной истребительной бригады ПВО в подмосковных Люберцах) пишет на Ганичева аттестацию, в которой отмечает, что Петр уже около полугода является исполняющим обязанности командира отряда, который стал лучшим в эскадрилье и предлагает во внеочередном порядке утвердить его в этой должности. Такое предложение могло быть реализовано только с личного согласия начальника ВВС Белорусского военного округа Владимира Кушакова. И оно было получено. А вскоре Кушаков лично убедился в правоте своего решения. В декабре 1931 года во время ночных полетов, когда в небе на истребителе И-3 находился Ганичев, аэродром посадки накрыло густым туманом. Это как в темной комнате и с повязкой на глазах: не видно ни зги! Даже сегодня, с самыми современными радиотехническими средствами, такая посадка обычно заканчивается уходом на запасной аэродром. Катастрофа была неизбежна, но Ганичев совершил невозможное: спас и себя, и самолет! Это какие надо было иметь железные нервы и чувство земли и неба, чтобы не потерять пространственную ориентировку и приземлиться буквально на ощупь! Перед самым касанием покрытой снегом земли Петр все же ошибся в определении высоты, и самолет спарашютировал, подломив при посадке стойки шасси. Отважный пилот получил ушибы ног и головы. Кушаков, восхищенный совершенной Ганичевым в ночном тумане посадкой, издал специальный приказ по ВВС БВО и наградил его денежной премией.
Легендарный английский самолет «Мартинсайд», который сделал из курсанта 55-го выпуска 3-й авиашколы Ганичева летчика-истребителя.
«У границ земли дальневосточной…»
За два года службы талантливый летчик, вопреки действующему положению о прохождении службы, во внеочередном порядке стремительно продвинулся по служебной лестнице: младший летчик, старший летчик, командир звена, командир отряда. И неизвестно каких высот в службе он бы достиг, если бы не неожиданный поворот, изменивший всю его дальнейшую судьбу. В 1932-м руководство Красной армии приняло решение сформировать на аэродроме в Люберцах истребительную авиабригаду, возложив на нее почетную миссию по охране неба Москвы. Отбирали лучших. В июле 1932 года в 117-ю эскадрилью этой бригады на должность командира отряда назначен и Ганичев. Но служба в придворных частях имела неприятную специфику. Очень быстро эти части наводнялись «спецконтингентом», в котором чуть ли не каждый второй приходился сыном, братом, кумом или сватом сильных мира сего. И на первый план выходил не уровень боевой подготовки, а умение соблюдать политес. Ганичев этому обучен не был. Лихой воздушный рубака продолжал активно летать и готовить к боям подчиненных. За 1932 год, подтверждая свой уровень подготовки, он налетал на И-3 более 92 часов, из них 44 ночью. Опробовал и первый советский цельнометаллический истребитель И-4. Но это был, увы, не Брянск. Для парадной Люберецкой бригады он был явно не ко двору. А вскоре представился случай, который помог избавиться от требовательного и радеющего за боевую подготовку Ганичева. Совершил вынужденную посадку вне аэродрома подчиненный ему летчик. Ничего страшного не случилось, рядовое событие. Но из него раздули дело, завершившееся выговором по партийной линии (по тем временам это серьезное наказание). В сентябре 1933 года Ганичева отправили в Хабаровск на равнозначную должность командира отряда в 26-ю истребительную эскадрилью ВВС Отдельной краснознаменной дальневосточной армии. Уровень его летной подготовки был высочайшим, но «люберецкое пятно» очень долго мешало продвигаться по службе. В должности командира отряда, которую Ганичев давно перерос, ему пришлось ходить до мая 1936- го... С февраля по июнь 1934 года он временно исполнял обязанности командира 26-й эскадрильи, делал это успешно, но в этой должности его не утвердили и направили опять же командиром отряда в 20-ю эскадрилью, которая базировалась в Спасске Приморского края. Эта эскадрилья готовилась к перевооружению на первый в мире истребитель с убирающимися шасси, скоростной, маневренный, но в то же время сложный в пилотировании И-16, на котором летчики очень боялись летать. Здесь такой пилот, как Ганичев, был очень кстати. И-16 сначала с двигателем М-22, а затем и с более мощным М-25 безропотно покорился настоящему асу. Командир 20-й АЭ Салов, восхищенный летными и деловыми качествами Ганичева, ходатайствует о выдвижении его на вышестоящую должность, но под предлогом отсутствия у того опыта штабной работы получает отказ. Тогда майор Салов в мае 1936 года добивается назначения Ганичева на должность начальника штаба своей эскадрильи. А в октябре пишет на него аттестацию, в которой отмечает: «…как летчик-истребитель развит всесторонне, отличный стрелок, отличный воздушный боец, к себе требователен до мелочей…» и вновь предлагает назначить его на должность командира эскадрильи. Но, увы… Не помогло даже то, что за успехи в боевой подготовке и освоении И-16 нарком обороны Ворошилов наградил Петра Ивановича именными наручными часами! Командиром 31-й отдельной истребительной эскадрильи, которая базировалась на аэродроме у железнодорожной станции Уссури и входила в состав ВВС Приморской группы войск ОКДВА, капитана Ганичева назначили только в декабре 1937 года. Отдельная эскадрилья была тогда серьезной боевой единицей и имела на вооружении 43 истребителя И-15.
Реальная угроза войны привела к переименованию ОКДВА в Краснознаменный Дальневосточный фронт, а Приморской и Хабаровской групп войск - в 1-ю и 2-ю армии. Командующим авиацией фронта был назначен прославившийся в боях в Испании и Китае выдающийся летчик-пилотажник истребительной авиации Герой Советского Союза комдив Павел Рычагов, а его заместителем — Герой Советского Союза полковник Сергей Черных, тоже воевавший в Испании. Им обоим было всего по 27 лет. По опыту боев в Испании и Китае принято решение о переводе ВВС на полковую структуру. В июне 1938 года капитана Ганичева назначили командиром 48-го истребительного авиаполка, сформированного на аэродроме Уссури и имевшего по штату 63 истребителя И-15 и И-15бис. Всего через два месяца они вступят в бой.
«И летели наземь самураи…»
Враг разбит. Красное Знамя развевается над сопкой Заозерной.
24 июля в связи с резко усложнившейся обстановкой у озера Хасан в Посьетском районе Приморского края была приведена в боевую готовность авиация 1-й (Приморской) армии. Рычагов приказал начать подготовку к перебазированию самолетов на передовые аэродромы. Наиболее организованно это сделал 48-й ИАП Петра Ганичева, который перелетел на полевой аэродром Заимка Филипповского. 29 июля на границе, у сопок Заозерная и Безымянная, начались бои. Войска Дальневосточного фронта, которыми командовал маршал Блюхер, действовали крайне нерешительно. Авиация тоже. 31 июля в штаб ВВС 1-й армии в Ворошилов прибыл Рычагов и лично возглавил боевые действия авиации в Приморье. Первый налет на японцев наша авиация совершила 1 августа. Основной ударной силой в смешанной авиагруппе были 25 истребителей 48-го полка во главе с капитаном Ганичевым. Высоко оценив инициативные и эффективные действия Ганичева и его подчиненных, комдив Рычагов доверил ему командование всей южной истребительной авиагруппой. У него был широкий выбор из комбригов и других высоких авиационных начальников, но возглавил истребителей капитан Ганичев. Кстати, этот факт и по сей день остается вне поля зрения историков. И Петр Ганичев полностью оправдал это высокое доверие. Как написано в характеристике, которая хранится в его личном деле, «истребители по 4-5 раз в день вылетали во главе с Ганичевым и буквально висели над полем боя, расстреливая с низких высот японцев». Используя господство в воздухе и высокую маневренность истребителей И-15 (полный вираж он делал всего за восемь секунд), летчики, как коршуны, кружились над сопками, не давая самураям поднять головы, надежно подавляя их артиллерию и пулеметные точки. Лично участвуя в боевых вылетах, Ганичев успевал организовывать и разведку, и тыловое обеспечение, и взаимодействие с подразделениями из других авиаполков, которые входили в авиагруппу. В ходе этого конфликта самолеты И-15 действовали наиболее эффективно. За десять дней боевых действий (а они закончились 11 августа) наша авиация совершила 1028 боевых вылетов. 534 из них сделали истребители И-15. Испытание Хасаном Ганичев выдержал на отлично. Война всегда выдвигает на первый план командиров, способных проявить отвагу, решительность, готовых к эффективным действиям в самых экстремальных условиях, умеющих управлять и собой, и подчиненными. Парадно-паркетные руководители мирного времени, обученные красиво и зычно докладывать, метать лозунги и угождать начальству, в бою оказывались не у дел. В личном деле Петра Ивановича сохранилось фото, сделанное сразу же после завершения боев. На нем капитана Ганичева трудно узнать, настолько он был изнурен грузом ответственности, который свалился на его плечи.
В небе Хасана командир истребительной авиагруппы капитан Ганичев воевал на истребителе И-15
Авиационный удар по сопке Заозерной во время боев у Хасана
По итогам боевых действий Краснознаменный Дальневосточный фронт был ликвидирован, а на его базе сформировали 1-ю и 2-ю Отдельные Краснознаменные Дальневосточные армии. Командующим ВВС 1-й армии стал комдив Рычагов. Уже в августе Рычагов назначил капитана Ганичева сначала помощником командира 53-й смешанной авиабригады, затем и исполняющим обязанности командира этой бригады. 2 ноября 1938 года Ганичеву присвоили звание майора, а 11 ноября за отличную оперативно-боевую работу руководимой им истребительной авиагруппы и проявленную личную отвагу наградили орденом Ленина. Звание Героя Советского Союза за бои у Хасана присвоили всего одному авиатору — штурману бомбардировщика СБ старшему лейтенанту Андрею Боровкову, погибшему в бою после приземления на парашюте.
Несмотря на высокую должность, Ганичев продолжал активно летать. К концу января 1939 года на его счету 2400 полетов и 1230 часов налета, в том числе 166 часов ночью. В марте 1939-го по ходатайству командующего 1-й ОКДВА командарма 2-го ранга Штерна и командующего ВВС этой армии Рычагова майор Ганичев назначен командиром 72-й истребительной авиабригады, штаб которой находился в поселке Хороль Приморского края. Как сказано в характеристике, «в ВВС 1-й ОКДВА Ганичева считают лучшим летчиком-истребителем». Летом 1939 года Штерн предлагает присвоить ему звание полковника вне очереди! 23 августа состоялся приказ наркома обороны, и на петлицах у Петра Ивановича появилась еще одна «шпала». Одному из первых ему вручили и учрежденный в августе правительством СССР почетный знак «Участнику Хасанских боев».
«Если завтра война…»
После тяжелого и кровавого конфликта с Финляндией, показавшего очень низкий уровень боевой подготовки Красной армии, в военной авиации затеяли целую череду реформ. Но пошли почему-то опять не по тому пути, сделав главный упор на количество, а не на качество. Началось формирование новых частей и соединений, которыми решили усилить в первую очередь приграничные округа. Резко пошла в гору карьера у Павла Рычагова, который в августе 1940 года в звании генерал-лейтенанта возглавил ВВС РККА. Занимаясь реформированием и строительством ВВС, Рычагов активно выдвигал на значимые руководящие должности командиров, которых он хорошо знал по боям в Испании, Китае, Финляндии и на Хасане. Так решилась и судьба полковника Ганичева. В Беларуси в Западном особом военном округе шло активное реформирование военной авиации. От авиационных бригад решили отказаться, а на их базе в обстановке невероятной спешки начали формировать пять авиационных дивизий. Командирами 9-й и 11-й авиадивизий со штабами в Белостоке и Минске по рекомендации Рычагова приказом наркома обороны от 14 июля 1940 года назначили генерал-майора Черных и полковника Ганичева. Петру Ганичеву предстояло возглавить 11-ю истребительную дивизию, на которую планировалось возложить стратегическую задачу по прикрытию с воздуха Минска, крупных железнодорожных узлов и промышленных центров. В ее состав должны были войти 122, 124, 126 и 129-й истребительные полки с аэродромами базирования в Минске (Мачулищи), Молодечно, Лиде, Барановичах и Будславе. Но не успели на приказе наркома высохнуть чернила, как это решение было изменено и 11-ю дивизию, переименовав в смешанную, передали в оперативное подчинение 3-й общевойсковой армии, которая прикрывала границу на Гродненском направлении. На основе штаба 42-й истребительной бригады, ликвидированного в Бобруйске, в Лиде к середине августа сформировали управление 11-й смешанной дивизии. В дивизию вошли 122-й и 127-й истребительные полки, сформированные в апреле — июне 1940 года в Бобруйске. Первый имел на вооружении 69 истребителей И-16 последних модификаций с пушками и крупнокалиберными пулеметами, второй — 70 истребителей И-153. Третий полк — 16-й скоростной бомбардировочный, входивший в состав ВВС Калининского военного округа, приходил в себя после тяжелых боев в Финляндии и ремонтировал на аэродроме в Ржеве свои старые, потрепанные и изношенные бомбардировщики СБ. Полки подлежали перебазированию. 122-й иап сменил на аэродроме в Лиде 31-й истребительный полк, перелетевший в Каунас, и 8-ю дальнеразведывательную эскадрилью, которая вошла в состав формируемого в Слониме 314-го отдельного разведполка. 127-й иап разместили в Скиделе, а 16 сбап — на аэродроме «Желудок» недалеко от Щучина. Командиром 11-й сад полковник Ганичев был назначен 8 августа и вместо Минска оказался в Лиде. Но переезжать с Дальнего Востока в Беларусь, словно чувствуя, что здесь его не ждет ничего хорошего, он не торопился. После того как в апреле Ганичев успешно окончил курсы усовершенствования командного состава ВВС при академии Генерального штаба РККА, его кандидатура рассматривалась для выдвижения на новую должность, но никто не предполагал, что она ждет его на другом конце страны. 5 сентября 1940 года в связи с убытием Петра Ивановича в Беларусь командующий 1-й Отдельной Краснознаменной армией генерал-лейтенант Попов издал специальный приказ, в котором за семилетнюю безупречную службу на Дальнем Востоке и воспитание большого количества летчиков-истребителей объявил ему благодарность и наградил ценным подарком — фотоаппаратом «лейка».
Здание штаба 11-й смешанной авиадивизии в Лиде. Южный городок. 2001 г.
В Лиде его ждало очень беспокойное хозяйство. В августе 1940 года 127-й и 122-й иап попали в черный список наркома обороны как самые аварийные в ВВС округа.
Характеристика на майора Ганичева, подписанная лично командующим ВВС 1-й Отдельной Краснознаменной армии Героем Советского Союза комбригом Рычаговым. Сентябрь 1939 год.
Истребители, которыми они были вооружены, имели очень сырые, склонные к отказам двигатели М-62 и М-63. Мирились с ними долго. В конце концов из-за неуклонного роста происшествий в Москве приняли решение сократить на 80 процентов пилотаж на этих самолетах. А что же это за истребитель, на котором дозволялось летать только «блинчиком», не используя фигуры сложного и высшего пилотажа? Тяжелое положение сложилось и в 16-м сбап. Большинство его СБ были не только старыми, но и имели крайне изношенные, прошедшие по несколько ремонтов двигатели. Но даже и таких самолетов было всего 35 вместо положенных по штату 62. В связи с предстоящим переучиванием на бомбардировщик Пе-2 пополнение полка самолетами СБ не планировалось. Летать было не на чем! Словом, досталась Ганичеву не дивизия, а разбитое корыто. Кроме проблем с летной подготовкой, в частях была очень низкая дисциплина, процветало пьянство. Летный состав 16-го сбап, который привлекался для участия в московском параде, прогремел на всю Красную армию, устроив 7 ноября 1940 года грандиозный «пикничок». Не успел Ганичев толком разобраться, что к чему, как наступил срок ежегодной аттестации, и оценивать его деятельность командующему ВВС округа Герою Советского Союза генерал-майору авиации Ивану Копцу пришлось за эти неполные два месяца пребывания в должности. 28 ноября Копец написал аттестацию, в которой отметил, что полковник Ганичев является отлично подготовленным летчиком-истребителем, систематически поддерживающим свои летные навыки и имеющим налет 1500 часов. А дальше пошли одни недостатки: высокая аварийность (с момента формирования в дивизии произошли четыре аварии и 22 летных происшествия), низкая дисциплина, плохо работает штаб дивизии… Это была первая за всю его службу в армии отрицательная аттестация. Командующий округом генерал Павлов начертал на ней резюме: «По своей подготовке должности соответствует. За короткий срок (два месяца) командования еще не смог навести порядок… Переаттестовать через четыре месяца». Но сделать этого уже не успеют.
Зимой летали мало. Было приказано использовать при взлете и посадке только колеса, а привычные для всех лыжи — снять. Приказать то приказали, а средствами механизации для очистки аэродромов от снега не обеспечили. А лопата проблему не решала. Зима как назло выдалась снежной. Мизерный налет неизбежно сказался на подготовке летчиков и породил целую череду новых происшествий. В декабре генерал Копец был направлен на шестимесячные курсы усовершенствования высшего командного состава при академии Генштаба РККА. Но в начале марта 1941 года он с трудом, но добился освобождения от учебы и был досрочно откомандирован обратно в Минск. И уже 16 марта издал приказ, в котором «за недостаточную требовательность и контроль за летной подготовкой, вследствие чего в дивизии в феврале резко возросла аварийность» объявил Ганичеву замечание. А ведь прекрасно понимал, что главными причинами были низкая натренированность летного состава из-за крайне редких полетов и ненадежность авиатехники. Но таковы были правила игры. Свое взыскание за аварийность, но от начальства из Москвы, получил и Копец… 27 марта Ганичева ждала еще одна неприятность. Его заместителя, опытного летчика-истребителя полковника Евстафия Татанашвили, который очень много сделал для становления 11-й сад, назначили командиром формирующейся в Барановичах 60-й истребительной авиадивизии. Вместо него в Лиду из Слепянки, что под Минском, прибыл командир 313-го отдельного разведывательного авиаполка подполковник Леонид Юзеев, который летал только на самолетах СБ.
На голову Ганичева сыпались одно распоряжение за другим — успевай только выполнять. Приказывалось в сжатые сроки организовать переучивание 122-го и 127-го иап на новый истребитель ЛаГГ-3, 16-го сбап — на пикирующий бомбардировщик Пе-2, а в Щучине сформировать 190-й штурмовой авиационный полк, который вооружить штурмовиками Ил-2. Весна была затяжной, но только сошел снег и подсохли аэродромы, что давало надежду на разворачивание интенсивной летной работы, как их «оккупировали» войска НКВД. По распоряжению московского начальства, используя заключенных и местных жителей, они начали строительство бетонных взлетных полос одновременно на трех базовых аэродромах дивизии: в Лиде, Желудке и Скиделе. Это очень мешало организации летной работы, но кто мог что-то возразить НКВД и Лаврентию Берии?
В начале мая все три полка были переброшены на полевые аэродромы: 127-й иап — в Лесище (ныне в Щучинском районе), 16-й сбап — в Черлену (Мостовский район), 122-й иап оказался на площадке у Нового Двора юго-западнее Гродно, всего в считаных километрах от границы (сегодня это территория Польши). Структура управления смешанными авиадивизиями, которую придумали, используя опыт войны с Финляндией, московские стратеги, была крайне неудачной. Ганичевым руководили целых два командующих: в Минске — генерал Иван Копец, а в Гродно — комбриг Александр Зайцев. Зайцев назывался командующим ВВС 3-й армии и имел свой штаб, который возглавлял полковник Александр Теремов. Такое двуначалие создавало дополнительные проблемы и неразбериху. В соответствии с требованиями руководящих документов в случае начала войны главным начальником Ганичева становился Зайцев, а основной задачей 11-й сад — поддержка с воздуха частей 3-й армии.
Накануне
Уже вовсю пахло войной, и обстановка накалялась с каждым днем. Немецкие самолеты по несколько раз в день нагло вторгались в наше воздушное пространство. Но стрелять по ним было запрещено.
18 июня по приказу генерала Копца полковник Георгий Захаров пролетел на У-2 вдоль всей границы с задачей посмотреть с высоты, что делается у немцев. Увиденное потрясло: их войска уже на исходных, вот-вот начнется! Доложили командующему округом Павлову, но тот только отмахнулся, дескать, не поддавайтесь на провокации!
22 июня 1941 года. Последние часы жизни
Война застала полковника Ганичева на командном пункте, который находился в подвале штаба дивизии, рядом с узлом связи. Первый и самый сильный удар немецкая авиация нанесла по полевому аэродрому 16-го полка в Черлене, где находилось 23 бомбардировщика СБ и 37 новейших Пе-2. В 122-м иап летчики и техсостав в спешке устанавливали на И-16 снятые накануне пушки и пулеметы. Аэродром 127-го иап немцы не бомбили, его летчики смогли подняться в небо и вступить в бои над Гродно, Мостами и Черленой. В 4 часа 15 минут первые немецкие самолеты появились над Лидой. Они начали жестокую бомбардировку города и железнодорожного вокзала. Ганичеву ответить было нечем. Лидский аэродром был пуст: все истребители находились у границы. Налеты следовали один за другим. На вокзале немцы разбомбили пассажирский поезд Белосток — Ленинград.
Связь с полками работала плохо, а с Минском она вообще отсутствовала. Основная надежда была на делегатов связи, которые на самолетах доставляли на аэродромы пакеты с приказами и донесениями. Об обстановке на аэродроме в Новом Дворе доложил летчик, прилетевший в Лиду на И-16. Неприятной неожиданностью стало быстрое продвижение наступающих немецких войск, которые с ходу смяли наши части у границы. Из Нового Двора самолеты требовалось срочно перебазировать. Но куда? Запасные площадки имелись, но к ним не было подъездных путей. Летчики на самолетах перелетят, а что дальше? Истребитель не самокат, его надо заправить бензином, воздухом, зарядить аккумуляторы, пополнить боекомплект. Нужны бензозаправщики, спецмашины… В связи с отсутствием транспортной авиации оперативно перебазировать технический состав представлялось невозможным. По земле на грузовиках, под обстрелами немецких самолетов? Это привело бы к большим потерям не только людей и техники, но и во времени. А счет шел на часы и минуты. Неожиданно восстановилась связь с Минском. Сохранившийся в архиве документ подтверждает последний разговор Ганичева с дежурным по штабу ВВС округа майором Безкаравайным, который передал ему требование Копца активнее маневрировать аэродромами и назвал для его полков запасные аэродромы: 16-й сбап — «Приямино», 127-й иап — «Щучин», 122-й иап — «Городея». Кроме этого, Ганичеву ставилась задача «быть готовым к ударам по аэродромам противника в полосе армии на радиус действия материальной части». Но к этому времени в Черлене были уничтожены все бомбардировщики 16-го полка, а находившийся там с членами московской комиссии заместитель Ганичева подполковник Юзеев ранен в ногу. 122-й иап, спасаясь от надвигающихся на аэродром немецких танков, перелетел сначала в Черлену, а затем в Лиду. Из-за ремонта весь аэродром был перекопан и завален камнями. Для взлета и посадки была пригодна лишь узкая полоса. Немцы дали ему такую оценку: «Аэродром в г. Лида малоэффективен, посадочная площадка ограничена. Мешают с одной стороны большое количество навезенного до войны камня, а с другой — стены здания кирпичного завода. Этот аэродром приспособлен для небольшого числа самолетов». Когда в Лиде сели первые десять истребителей И-16, их встречал лично Ганичев. Это было около 12 часов дня. Как вспоминал военком 1-й эскадрильи 122-го иап старший политрук Петр Дранко, полковник Ганичев собрал летчиков в штабе, где кратко разъяснил обстановку, поставил задачи и приказал заняться подготовкой самолетов к боевому вылету. Затем вместе с летчиками комдив направился к летному полю. В этот момент прямо на глазах у Дранко и произошла трагедия:
«Не успели мы отойти от штаба 50—70 метров, как вдруг увидели, что на бреющем полете к аэродрому идет шестерка «мессеров». Летчики стали кричать Ганичеву, предупреждая его об опасности, но он, видимо, не слышал и продолжал идти по полю. Одна за другой раздались несколько очередей, и мы увидели, как наш комдив упал. Когда я подбежал к нему, он был еще жив».
Место захоронения полковника Петра Ганичева мы, наверное, уже не найдем. Но увековечить его имя надо.
Каждый день авиаторы 116-й гвардейской штурмовой авиабазы наших ВВС ходят по дорожке, которая ведет от штаба авиабазы (а там был штаб 11-й сад) к летно-технической столовой. Именно здесь ровно 80 лет назад, 22 июня 1941 года в 12 часов 30 минут (это время указал в своем докладе в Минск начальник штаба дивизии полковник Борис Воробьев), пролил свою кровь смертельно раненный Петр Ганичев. Возможно, это и есть то самое место для памятного знака отважному летчику, который вернулся к нам с той страшной войны только сегодня?
Аттестационный отзыв на курсанта 3-й Военной школы летчиков и летнабов П. Ганичева
Военный историк, журналист-исследователь, полковник в отставке Качук Николай Николаевич.