Они проводят диверсии против немецких военных и саботаж. Вторым, немаловажным, направлением является антинемецкая агитация и распространение антифашисткой литературы. В задачу Движения также входит укрывание евреев и коммунистов. Эти люди являются самыми непримеримыми борцами и из них мы куём отряды для наиболее опасных акций. А  два департамента «Сражающейся Франции» генерала де Голля курируют деятельность Движения вне страны. Первый из них занимается укреплением союза с антигитлеровской коалицией. Я один из офицеров этого департамента. А второй, отвечает за удержание власти Франции в колониях. Хотя, честно говоря, мы значительной мере координируем и подпольную деятельность внутри страны.
Больше Мотинов придумать не смог. В его голове крутилось название «Фран-Тирёр», но он не мог точно вспомнить имеют ли «Вольные стрелки» отношения к этой войне или эти обрывочные знания относятся к Франко-прусской войне девятнадцатого века. Надо менять тему, иначе меня занесёт на совсем незнакомую территорию.  
- Франция задыхается под сапогом Гитлера, русские разрешили французким лётчикам воевать на Восточном фронте и дали им самолёты. В Северной Африке Восьмая Британская армия сдерживает атаки Роммеля, а французов в ней нет. А ведь более двухсот тысяч солдат и офицеров выходцев из моей страны ждут возможности с оружием в руках очистить свою Родину от врагов. Элеонор, - Мотинов повернулся к женщине, положил руки ей на плечи и пристально посмотрел в её глаза. - Планы командования Англии в отношении открытия Второго фронта в Европе держатся в секрете даже от генерала де Голля. Нам всё обещают и обещают, что вот-вот и мы высадимся на побережьи Бретани, Нормандии или Пикардии, но чем дольше мы слышим эти слова, тем ниже опускается боевой дух солдат. Не обещай мне ничего, но прими к сведению, если ты услышишь, хоть краем уха, в коридорах резиденции своего шефа любую новость об этом, дай мне пожалуйста знать.

Пётр говорил с таким жаром, с такой любовью к Франции, что сомнения в его искренности испарились из головы секретаря генерал-губернатора.
- Достопочтенный граф Атлон не принимает участия в таком планировании. Даже когда год назад Черчилль и Рузвельт встречались на линкоре «Принц Уэльский» у берегов Ньюфаунленда, ни его, ни премьер-министра Макензи Кинга на встречу не пригласили. Мне даже немного обидно было за патрона. У Черчилля, на боевом корабле, нашлось время даже для кота, а для представителя его Величества в Канаде - нет.
- Какого кота? – в недоумении спросил Мотинов.
- Черчилль прибыл к берегам острова на британском корабле, на второй день встречи вверхах переговоры проходили на американском эсминце «Макдугал», - пояснила свою реплику Элеонор. - Корабли стояли в порту Сент Джонса борт в борт и когда английский Премьер собрался перейти на американский корабль на палубу линкора вышел кот, по кличке Блэки. Так вот, Черчилль остановился, склонился над ним и пять минут гладил животное. К сожалению тот кот погиб через три месяца после встречи с Черчиллем, вместе с третью экипажа и капитаном линкора в бою под Сингапуром
Обида в голосе Элеонор чувствовалась так явно, что Мотинову стало жаль и женщину, и  её патрона.
- Лишь иногда, когда в зарубежных операциях предполагается участие наших войск, - продолжила она прерванную воспоминанием о казусе мысль. - Об этом Атлону сообщают. Например, недавно я положила на его стол телеграмму, - Элеонр перешла на шёпот. - В ней говорилось, что во второй половине августа Вторая Канадская пехотная дивизия в составе: Королевского пехотного полка, Четырнадцатого танкового полка и Личного Королевского полка Камеронских Горцев Канады, под руководством генерала Джорджа Робертса, примет участие в  высадке крупного Британского десанта в районе порта Дьепп, на севере Франции. Опреация имеет кодовое название «Юбилей». В телеграмме ни слова не было сказано об участии в ней французких подразделений, и я раскрыла перед тобой государственную тайну лишь для того, чтобы продемонстрировать реальность ситуации. О гражданах Франции графу ничего не скажут. Никогда. По протоколу не положено. Можешь быть в этом уверен.
- Ты умница, Элеонор. У тебя блестящая память. Хоть это и не то, о чём я тебя просил, но весть воистинну радостная. Высадка десанта во Франции, это хоть маленький, но всё же шаг к её полному освобождению.
Мотинов ликовал в душе.
Я не зря потратил на эту дурнушку столько времени, - подумал он.

- Мне, кажется Игорь, что тебя всё чаще и чаще заносит. Ты член партии и должен быть скромнее в своих запросах, - мать встала из-за стола и ушла в общую кухню мыть посуду.
Сын не ответил на замечание матери, но когда дверь за ней закрылась он сказал жене:
- Пару лет назад я нашёл в Ленинке биографию Фридриха Энгельса на английском языке. Не знаю как она туда попала, возможно тот, кто приобрёл её для библиотеке не прочитал её до конца сам. Написана она была человеком который знал соратника и соавтора Маркса не по-наслышке. Так вот, автор утверждает, что жизненным девизом немецкого промышленника была фраза – «Take it easy», что в переводе означает – «Относись ко всему проще». И что в Лондоне он был одним из главных кутил, имеющим прозвище «Отрыватель горлышек у бутылок шампанского». Его любимым блюдом был салат из крабов, а развлечением – охота на лис. И ещё автор пишет, что еженедельные пьянки в доме у Энгельса были очень весёлыми, и что никто из гостей раньше трёх часов ночи их не покидал. На вопрос одной из британских газет: «В чём Вы видете смысл жизни?», он ответил: «В развлечениях», а на вопрос: «А что по Вашему означает счастье?» он сказал: «Château Margaux 1848».
- А что это?
- Красное вино высшей категории качества. Я сам не знал. Чтобы найти ответ на вопрос, что является счастьем для одного из основоположников Марксизма, мне пришлось покапаться в энциклопедии. Я думаю, что человек такого склада характера никогда бы не присоединился к тому, что мы здесь построили, взяв за основу его теории, - мощная спина Гнеденко ссутулилась, а широкие плечи опустились вниз. Игорь сидел положив свои сильные руки на стол и смотрел перед собой. Оксане в тот момент показалось, что в невидящем взгляде мужа абослютная пустота, а голове нет ни одной мысли. Но это было не так.

- Я всё чаще и чаше думаю о том, чтобы попросить перевод в агентурную разведку, - шепотом сказал Игорь супруге, по прежнему глядя в пустоту.
- Зачем тебе это надо? Тебе что плохо в шифровальном отделе? – так же тихо ответила ему Оксана. - Сиди себе в подвале и не высовывайся. Паёк дают, вокруг не стреляют, о чём ещё можно мечтать в такое время.
- Платят мало, а работы много, - склонившись над столом скороговоркой заговорил Игорь. – Ты себе даже представить не можешь, как наши зарубежные агенты живут и работают. Сидят себе в столицах или больших городах и наблюдают в окно передвижение грузовиков или паровозных  вагонов, а денег при этом останавливаясь просят.
- И что, дают? – недоверчиво спросила Оксана.
- Дают, представь себе. Не всегда столько сколько просят, но на сытую жизнь им хватает. Один наш агент почти ежедневно шлёт шифровки из Китая с просьбой прислать ему денег, а информацию добывает уровня слухов продовольственно рынка. В его последней телеграмме говорилось, что на железнодорожную станцию Харбина прибыл эшелон цистерн с питьевой водой, из этого он сделал вывод, что вскоре туда прибудет японская пехотная дивизия. Мол, оккупанты готовят что-то против СССР. Да я такие выводы могу делать каждый день, по десятку. Не поверишь, но деньги посылают даже тем, кто находятся под подозрением.
- Не может быть, - Оксана отказывалась верить своим ушам.
- Точно, говорю. Под строжайшим секретом расскажу тебе об одном примере. Но ты,  никому. Поняла?
- Мог бы и не предупреждать, - нарочито надув губы ответила супруга.
- Руководству известно, что агент «Мар» в Берлине давно перевербован гестапо. Он несколько раз уже прокололся. Я сам дешифровал его телеграмму, в которой он утверждал, что союзники не бомбили столицу и никаких разрушений в городе нет. А когда, через день, его попросили сходить по адресу и встретиться с жителем дома, который по снимкам союзников лежал в руинах, он вынужден был признаться, что такого дома не существует. И тут же попросил денег. Прочитав этот ответ мой начальник сначала грязно выругался, потом сказал, что такой наглости он раньше не встречал, но в заключении приказал деньги ему всё же выслать.
- Но почему? – удивилась Оксана.
- Чтобы немцы продолжали думать, что мы верим своему агенту, - назидательно изрёк Игорь.          

- Сначала описание документа, а потом текст на английском и побыстрее.
     Маргарита сбросила маску игривости с лица и сосредорточившись на деталях доложила следующее:
     - Письмо отпечатано на бумаге чуть зеленоватого цвета. В левом верхнем углу синим шрифтом заглавными буквами написано: THE WHITE HOUSE; Должна подчеркнуть, что в титуле имеется два чернильных потёка вверх в буквах «T» в артикле THE и «W» в слове WHITE. Ниже и со смещением вправо: WASHINGTON. На два абзаца вниз, в правой части письма чёрным шрифтом указана дата: October,19 1939. Пять абзацев вниз сам текст:
     
My dear Professor:

     I want to thank you for your recent letter and the most interesting and important enclosure.

I found this data of such import that I have convened a Board consisting of the head of the Bureau of Standards and a chosen representative of the Army and navy to thoroughly investigate the possibilities of your suggestion regarding the element of uranium.

I an glad to say that Dr. Sachs will cooperate and work with this Committee and I feel this is the most practical and effective method of dealing with the subject.

     Please accept my sincere thanks.

                 Very sincerely yours,

     Ниже, в три четверти листа размашистая подпись президента, а ещё ниже в правом углу Нью Йоркский адрес Эйнштейна:

Dr. Albert Einstein,
Old Grove Road,
Nassau Point,
Peconic, Long Island,
New York.

     - Что тебе ещё удалось узнать от твоего друга? – Мелкишев старался использовать каждую минуту времени проведённую наедине со своим бесценным агентом.
     - В начале  июня этого года руководитель Национального комитета по оборонным исследованиям Буш доложил Рузвельту: ядерная бомба может быть осуществлена практически, а 13 августа . плану создания этой бомбы было присвоено название «Манхэттенский проект». Административным руководителем проекта был назначен генерал Лесли Гровс. Центром работ выбран Лос-Аламос, это пустынная местность в штате Нью-Мексико.
     - У тебя есть документальное подтверждение твоим словам?  
     - Откуда? Это то, что я услышала во время разговора Альберта с Лео Сцилардом. Вообще-то как выяснилось из их диалога, это он с Теллером написали письмо, которое позже подписал Эйнштейн.
     Мелкишев быстро записывал слова Риты. В коридоре послышались шаги.
     - Закончили о деле, - сказал консул сложил лист бумаги и убрал его вместе с ручкой в карман пиджака.
     В тот момент, когда рука Мелкишева ещё возвращалась за чашкой остывшего чая, открылась массивная дверь и в зал вошла пухленькая вдова. Её глаза довольно улыбались. Павлу Петровичу показалась, что хитрая Фрида тайком наблюдала за встречей агентов Советской разведки в своём доме.  
     - У меня для вас хорошая новость, - сказала она садясь на диван. - Натанчик меня заверил, что Ротшильды в стороне не останутся, и денег на борьбу с Гитлером не пожалеют.  

     Через час после встречи Мелкишева и Коненковой на Пятой авеню в Москву ушла шифровка с текстом переписки великого учёного и президента США.

«Директору,
Из достоверного источника получена переписка профессора Эйнштейна и президента США Рузвельта.

Ф, Д. Рузвельту, Президенту Соединенных Штатов, Белый дом, Вашингтон, округ Колумбия.  
Сэр! Некоторые недавние работы, которые были сообщены мне в рукописи, заставляют меня ожидать, что уран может быть в ближайшем будущем превращен в новый важный источник энергии. Определенные аспекты возникшей ситуации, по-видимому, требуют особого внимания и, при необходимости, быстрых действий со стороны правительства... Это новое явление способно привести к созданию бомб, возможно - хотя и менее достоверно, исключительно мощных бомб нового типа. Одна бомба такого типа, доставленная на корабле и взорванная в порту, способна полностью разрушить весь порт и часть прилегающей к нему территории...
Искренне Ваш, Альберт Эйнштейн  
В приложении к письму  Эйнштейн заметил, что Германия запретила продажу урана из рудников Чехословакии, которую она оккупировала в марте.  
Ответ был таким:  
БЕЛЫЙ ДОМ, ВАШИНГТОН                        
                                               19 октября, 1939  
Дорогой профессор! Хочу поблагодарить Вас за Ваше недавнее письмо и чрезвычайно интересное и важное приложение к нему. Я счел эту информацию настолько существенной, что созвал Коммитет состоящий из председателя Бюро Стандартов и отобранных для этого представителей армии и флота, которой рассмотрит возможности использования элемента урана.
Я рад сказать, что Доктор Саш будет сотрудничать с этим Коммитетом и уверен, что это будет наиболее правильный и эфективный путь  
Прошу Вас принять мою искреннюю благодарность.
Искреннейше Ваш, Франклин Рузвельт.
     Кроме этого источник сообщил, что запасы урановой руды Соединённых Штатов оцениваются в тысячу двести пятьдесят тонн. Эта руда была вывезена в 1940-м году с рудников расположенных в Бельгийском Конго. Она принадлежит хозяину бельгийской компании «Юнион Миньер» господину Эдгару Сенжье и находятся в пакгузах на острове Стайтон, штат Нью Йорк.
Мольер»        

Прорываясь из окружения он получил несколько осколков гранаты в спину и ноги. Бойцы его роты не бросили отважного командира и вынесли его на себе к своим.

Однажды вечером, во время небольшого застолья посвещённого дню рождения начальника узла связи, он не в меру разоткровенничался.
- Ах, мужики, - пропустив первые двести «фронтовых» грамм и задумчиво обведя скудное застолье мутным взглядом сказал он,. - Ничего вы тут в тылу не видели.
-  Ты имеешь ввиду, что мы не видели зверств немцев? - громко возразил ему один из офицеров-радистов. - Я тоже был на передовой и видел как немцы добивают раненых красноармейцев на поле боя.
-  Немцы? – глаза Любимова налились кровью. - А видел ли ты сотни трупов советских граждан, расстрелянных своими же?
Никто из присутсвующих не проронил ни звука в ответ.
- Не видел. А я видел, - старший лейтенант махнул ещё полстакана водки и утонул в воспоминаниях. – Наша Первая Московская мотострелковая дивизия неделю сдерживала Вторую танковую группу Гудериана под Борисовым. По ночам мы оттягивались по десять-пятнадцать километров на новые рубежи и снова изматывали их плотной активной обороной. Так вот. Когда мы оставляли город, то на берегу Березины увидели как рота НКВД расстреливала заключённых местной тюрьмы. Их не успевали эвакуировать и уничтожили всех до единого, вместе с «потенциально неблагонадёжными элементами города».
- Не может этого быть, - возмутился бывший фронтовик. - Но даже если допустить, что там растреляли уголовников, то с чего ты взял что с ними были и «потенциальные» предатели?
- Я своими глазами видел растреляных в сивильном. Не в тюремной робе, а именно в  пиджаках и брюках, юбках и кофточках.
- Всё равно не верю, - ответил радист.
На утро два крепких офицера подошли к Любимову сзади и не успел он оглянуться на них, как оказался упёртым лбом в стол с растянутыми в разные стороны руками.

Урок, полученный год назад в инженерной академии, Гнеденко запомнил с первого раза.
Больше никому не удавалось опередить его с донесениями. Оксана и мать Игоря стали получать дополнительные продовольственные пайки с той же регуляпрностью, с какой муж и сын относил треугольные весточки гарнизонным парикмахерам.

Туркина Игорю было ни чуть не жаль. Всё гражданское население Анны считало офицеров без наград тыловыми крысами. Во время танцев по субботам в местном клубе девушки старались танцевать только с ребятами «понюхавшими порох боёв». Переведённый из штаба армии в штаб фронта после Новоросийско-Туапсинской оборонительной операции Туркин, считался одним из таких «героев».  Он имел две медали и они были предметом зависти Гнеденко.
- Когда я подбежал к головной машине, то увидел как санитары выгружали носилки с тяжелоранеными и гуськом отправлялись в сторону высокого каменного забора. За ним, в тени деревьев, были видны красивые двух-трёхэтажные строения из белого мрамора. Через решётку металических ворот были видны дорожки посыпанные белым песочком. Они убегали в глубину территории мимо благоухающих клумб с яркими цветами. Я раньше никогда не видел такой красоты и на секунду застыл на месте. Окрик майора медицинской службы вернул меня с небес на землю и я, обхатив талию раненого в ногу бойца, поспешил с ним к закрытым воротам.
- Стой! Стрелять буду! – услышали мы громкий окрик и перед нами как из-под земли выросли два рослых офицера НКВД с автоматами ППШ на перевес.
- Открывайте немедленно ворота, - майор военврач скомандовал охранникам территории. - Мы должны разместить тяжелораненых на ночлег в этих зданиях.
- Стоять! – ещё более громко и грозно прозвучало в ответ.  – Ещё шаг и я открою огонь на поражение!
- Какой огонь? Вы что? –военврач продолжал идти вперёд, но скорость его движения заметно уменьшилась. - У нас тут больше сотни еле живых бойцов и командиров. Половина из них умреёт, если мы не найдём подходящего места для операций в ближайшие несколько часов.
Короткие автоматные очереди оборвали птение местных птиц. Санитары с носилками и ходячие раненые красеноармейцы мгновенно присели на корточки. Обе очереди ударили в гладкий асфальт перед ногами майора осыпав его мелкими кусочками дорожного покрытия. Врач отпрянул назад и покрыл охрану объекта матом.
- Ничего не знаю, - прозвучал в ответ спокойный и увернный голос офицера охраны. - Это объект государственной важности и до тех пор, пока мы не получим приказ от своего начальства из Москвы, никто на него не попадёт.
- Только глубокой ночью госпитальная колонна разместилась среди развалин пригорода Туапсе. Весь наш штаб помогал переносить раненых. Мы тоже заночевали там же. Утром я увидел плачущего майора. Он сказал, что семьдесят процентов пациентов скончались за ночь. Я спросил его, что это за секретный объект был, на который нас не пустили вечером. Он ответил, что это была летняя резиденция товарища Сталина.    
- Я думаю, что товарищ Сталин не знает, что делается на его даче в Туапесе, сказал Гнеденко. - Не до этого ему сейчас.
- Думаешь? – с сомнением в голосе ответил Туркин. - Ну думай.

- А чего же не показать? - пятидесятитрёхлетний Мехлис уже два года был заместителем Председателя Совнаркома и ничуть не боялся нового сталинского фаворита. - Конечно покажу. Сразу после ужина приглашаю вас вместе с Лидой в сельский клуб на концерт.
- Вот старый еврей, - рассмеялся Георгий Константинович. - Не преминул уколоть.

Ровно в девятнадцать часов внутренние нижние углы занавеса поползли в стороны и вверх и в увеличивающимся с каждой секундой пространстве сцены появилась звезда Воронежа красавица Осипова. Немногочисленые офицеры штаба, допущенные к закрытому просмотру репертуара хора, встретили девушку аплодисментами, а Лев Мехлис пергнувшись через Ватутина и указывая пальцем на сцену шепнул Жукову:
- Обратите внимание как оригинально открывается вид на сцену. Это занавес «Вагнера». Моя идея.
- Что? Чей занавес? Вы что свою найти не могли? – на лице Георгий Константиновича появилась гримасса непонимания и брезгливости. Его взор снова обратился к  Осиповой.
Молодая певица низко поклонилась публике и генералы, сидевшие в первом ряду, затаили дыхание. На мгновение перед их глазами открылась красота, в сравнении с которой алмазный фонд Госхрана выглядел грязной помойкой.
- Твёрдо знают и фронт, и тыл, - громко продекламировала красавица слова Джамбула Джабаева. - Враг нестрашен, страшен позор. Кто Воронеж грудью закрыл, спас он братье, спас сестёр.
     В голове у Жукова на секунду мелькнула мысль «Такой грудью лучше бы меня накрыла, чем Воронеж прикрыла», но голос девушки звучал так звонко и искренне, что первая шальная идея испарилась, не оставив в памяти глубокого следа и генерал армии,  повернувшись к Ватутину, прошептал:
     - Не осуждаю.

– Отвоевались, – вслух сказал он сам себе, но голоса не услышал. В ушах стоял звон, его тошнило, и голова сильно кружилась.
– Всем покинуть лодку, – прокричал он в надежде на то, что контузило только его, или хотя бы только тех, кто был в момент взрыва на командном посту.
Матросы, покачиваясь на нетвёрдых ногах, проходили мимо него и поднимались по лестнице на поверхность. Когда движение в лодке прекратилось оберлейтенант обошёл все её помещения и последним поднялся на свежий воздух. В небе кружило четыре самолёта, взлетевших с авианосца Викториус, а у горизонта уже виднелись дымы двух сторожевых кораблей, спешащих захватить в плен ценный трофей.  
– Спускайте плоты и садитесь в них, – приказал он команде стоящей на палубе U-130. – Старший механик, поднимись ко мне.
Лейтенант с болью в глазах посмотрел на командира, бросил в воду промасленную тряпку и поднялся на искореженную взрывом бомбы рубку.
– Приказываю открыть кингстоны и затопить лодку, – тихо сказал Калс и добавил. – Генрих, у нас нет другого выбора.
Старший механик спустился в лодку, пробежал до того места, где находились два красных вентиля и по очереди открутил оба из них. Забортная вода моментально хлынула вдоль пола и забурлила в отсеках. Высоко поднимая ноги, лейтенант побежал к командному посту. Когда он поднялся на рубку Калс обнял его и поблагодарил за службу.
От английских эсминцев к лодке устремились несколько шлюпок. Матросы усиленно гребли вёслами. К бортам шлюпок были прикреплены толстые канаты, концы которых тянулись к сторожевикам. Захватить хотите мою лодку? Не выйдет. У меня на борту двадцать две неиспользованные торпеды. Да я скорее взорву её вместе с собой, чем отдам вам.  Калс криво усмехнулся своим мыслям и оглянулся на механика. Генрих уверено плыл среди пологих волн в сторону спасательных плотов.
Лодка заметно осела в воду и Калс посмотрел в люк. Там, внизу, увлекаемые медленными водоворотами, плавали штурманские карты, личные вещи членов экипажа, шахматная доска и несколько книг. Лодка заполнилась водой больше, чем до половины. Пожалуй, пора. Теперь они её никакими канатами не удержат. Калс отжался руками от борта рубки и прыгнул навстречу шлюпке с английскими моряками.

Экипаж U-130 с тоской смотрел на выполнившего свой долг капитана, на уходящий под воду серый восьмидесятиметровый корабль и на приближающийся британский миноносец. Волчата гросс-адмирала Дёница сидели в резиновых плотах и пели U-Bootee am Feind:
Изо дня в день, ночь за ночью
Мы будем преследовать добычу.
Пока, наконец-то, не выпустим торпеду,
Несмотря на яростный вой стаи.
Подводная лодка сражается за честь Германии,
За права и свободу на море.
Берегись, Англия!

Слова немецкого марша «Подводные лодки врага» разносились над волнами на много кабельтов вокруг.

Декабрь 1942

Штаб Первой гвардейской армии, Юго-Западный фронт.

- Задача 266-й стрелковой дивизии, - генерал-лейтенант Лелюшенко повернулся в сторону комдива  Ветошникова. - Прорвать оборону противника на четырехкилометровом фронте, овладеть хуторами Астахов, Ильин и обеспечить ввод в прорыв 1-го гвардейского механизированного корпуса генерала И. Н. Руссиянова. В дальнейшем продвигаться на Верхние Грушки. Слева от вас будет наступать 14-я гвардейская стрелковая дивизия, справа 94-я стрелковая бригада.  По данным разведки в полосе вашего наступления  находится мощный узел сопротивления. Его опоясавает густая сеть траншей, минных полей, дзотов и блиндажей. На господствующих высотах перед хутором располагаются опорные пункты, особенно сильный - на высоте 157,2. В полосе наступления дивизии обороняется 513-й гренадерский полк, имеющий более ста пулеметов, сто десять стволов артиллерии и минометов. И это только то, что было засечено нашими корректировщиками огня.
Ветошников внимательно слушал командарма. А сам думал о том, что завтра в его дивизии останется в живых не больше половины личного состава и ещё у генерала неприятно ныло в левой стороне груди от дурного предчувствия. «Не сносить мне головы если не возьму Астахов и Ильин. Порвут нас гренадёры в открытом поле, как тузик шапку. И не посмотрят на то, что нас в три раза больше чем их».
- Дмитрий Данилович, – обратился Ветошников к Лелюшенко. – Насколько свежие данные разведки относительно артилерийских и миномётных батарей противника?
- Двух-трёхдневные, - ответил командующий. – Но ты, Леонид Владимирович, не переживай. Для обеспечения решения поставленной задачаи штаб армии тебе даёт отдельную штрафную роту. Вчера она прибыла эшелоном с резервами из Куйбышева и находится сейчас на марше в места дислокации твоей дивизии. К полночи, - командарм взглянул на часы. -  Почти шесть сотен штрафников будут у тебя. Продумай хорошенько как их использовать с максимальной пользой для дела. И учти, с Астаховом и Ильиным промашки быть не должно. Мехкорпус придёт в движение, как только твои стрелковые полки покинут окопы.

- Калмыков и Ротанов, смотрите сюда, - на топографической карте, по краям высоты 157.2, комдив нарисовал красным карандашом параллельные линии. - Вы атакуете в семь тридцать по флангам мимо высотки прямиком на хутора невзирая на успехи батальонов 1008-го полка. Ваша полоса атаки по полтора километра, у Дзюбы около километра, однако старайтесь продвигаться по следам первого батальона охватывающего высоту. В курсантах я уверен, под огнём они не дрогнут и даже если полягут все, проход для вас расчистят.
«Ч» плюс ноль часов сорок минут, записали себе Ротанов и Калмыков.
- Теперь, ты Бог войны. Твоя задача - высласть своих корректировщиков огня вместе со вторым и третьим батальонами 1008-го полка. Пусть возьмут на прицел все огневые точки немцев, а в семь ноль-ноль откроешь по ним огонь. И можешь даже мне не напоминать о том, что у тебя по пять выстрелов на пушку осталось. Если не подавишь немецкие батареи и пулемётчиков, то за штрафниками лягут курсанты Барнаульского и Саратовского пехотных училищ. А если Дзюбины молодцы погибнут не взяв высоту то, об успехе полков Калмыкова и Ротанова можно будет забыть. Хочешь я расскажу что будет дальше?
- В лучшем случае офицерский штрафбат, - ответил артилерист.
- Правильно мыслишь, если мы не возьмём высоту, а за ней два хутора, то подставим мехкорпус Руссиянова. За это меня расстреляют, а с вас перед строем сорвут ордена, медали и погоны, и на три месяца отправят в офицерский штрафбат. В  подчинения такому же орлу, как Иван Иванович Летин, – генерал кивнул в сторону ротного. - Кстати, капитан, а почему у тебя две кобуры? Разве на штрафные подразделения не распространяется приказ о сдаче трофейного оружия.
- Распространяется, - ровным голосом ответил Летин комдиву. – Но не очень. Второй пистолет офицерам наших рот крайне необходим, поэтому командование армии закрывает глаза на то, что мы сдаём трофеи не сразу после боя, а немного погодя.
- Может расскажешь нам зачем так тебе нужен трафейный Парабеллум? - уязвлённое самолюбие Ротанова рвалось наружу и майор не смог сдержать вызывающе-издевателькие нотки голоса.  
- Легко, - ответил Летин. - Понимаете ли, майор, когда на каждого офицера моего подразделения приходится в среднем сто бывших уголовников или дезертиров, большинство из которых ненавидят постоянный состав, приходится быть предельно внимательным и осторожным. Личное оружие офицеров должно быть всегда наготове. Заметьте, для защиты от собственных подчинённых, а не от гитлеровцев. Наш контингент не за нейтральной полосой, он рядом, в непосредственной близости. И неважно получили бойцы оружие и боеприпасы перед атакой или нет. Многие из них могут и голыми руками удавить, особенно используя численный перевес. Поэтому, находясь в расположении роты нам приходится постоянно держать личное оружие на боевом взводе. А как вам известно, у нашего пистолета нет полноценного предохранителя и во избежании случайного самострела, пистолет ТТ не рекомендованно носить с патроном в патроннике. У Парабеллума такого недостатка нет. Поэтому под правой рукой я всегда ношу немецкий пистолет с восьмью патронами в магазине и одним в стволе.
- С этим понятно, - уверенность и спокойствие капитана, которое так раздражало Ротанова, комдиву Вешникову нравились. Леонид Владимирович вдруг подумал, что неплохо бы иметь Шестьдесят третью ШуРу в штатном рассписании своей дивизии и для того чтобы убедиться в правильности своего мнения он спросил. - Иван Ильич, а не подведут нас твои подчинённые завтра?
- Этот набор не подведёт, товарищ генерал. Я уверен, - твёрдо ответил Летин.
- Откуда такая уверенность? – вмешался в разговор дивизионный коммисар.
- Рота прибыла из Безымянлага. Вместе со взводными командирами. Бывшие ЗеКа редко бывают трусливыми. Они могут украсть то, что плохо лежит. Если останутся без присмотра недалеко от населённого пункта, то могут изнасиловать местных женщин. Могут пырнуть в спину финкой офицера, унизившего их воровское достоинство. Это всё для них как плюнуть. А вот не подняться в атаку -  они не могут. Трусость по их мнению это западло.
- А были случаи когда штрафники отказывались идти вперёд? – Вешников хотел быть уверен на сто процентов в своём желании перед тем как ходатайствовать перед командармом о приписке роты к его дивизии.
- Были. Самые проблематичные бойцы это эСэСовцы, - сказал Летин.
- Ктооо? – привстал со своего места коммисар.
- СамоСтрельцы и дизертиры, - пояснил капитан. - Чтобы этих поднять в атаку иногда приходится бегать вдоль окопов по брустверу и стрелять с двух рук из пистолетов по их головам. Потому как ранить их нельзя. Прощение им будет за ранение, а так точно они знают: или в окопе сдохнут, или на нейтральной полосе.    
- Летин, ты сколько ротой командуешь? Два месяца? Три? - спросил Ротанов.
- Три, - коротко ответил капитан.
- Откуда в тебе такая самоувернность? Когда ты говоришь, то кажется, что ты лекцию читаешь, - командир 1006-го стрелкового полка всё старался понять, что это за «фрукт» такой  появился в дивизии.

Боевой клич татаро-монгол, в преводе с тюрского означавший призыв «Бей», приближался с тыла. Выпускники офицерских училищ, не успевшие получить по своему первому эмалевому ромбу сходу прыгали в свои недавно оставленные траншеи, приседали на корточки, втягивали головы в плечи и во все восемьсот глоток продолжали орать. Этот крик не имел никакого отношения к медленно трусившей по снегу серой шеренге. Ни воплей «Ура», ни призывов «За Родину» и уж, тем более «За Сталина», дальше передового окопа не раздовалось. Над шеренгами атакующих слышался лишь протяжный злобный вой и отборный мат.

Марш, марш смелей вперёд!
Мы штрафные роты.
Впереди нас слава ждёт,
Сзади пулемёты.
Как молитву повторял раз за разом Судариков стараясь не отставать от товарищей. До линий проволочных заграждений оставалось совсем немного и Василий старался не думать о том, как он будет их преодолевать.  

- Почему немцы не стреляют? – ни к кому конкретно не обращаясь спросил сержант артилерист не отрываясь от бинокля и схатив трубку полевого телефона ответил командиру одной из батарей артполка, что данных для наводки у него пока нет.
- Потому, что мои бойцы пока не дошли до заминированых участков, да и до колючки ещё метров тридцать, - Летин стоял между артилеристом и комбатом-два и не отрываясь наблюдал в биноколь за продвижением своей роты.
- Больше. Сорок-сорок пять, - сказал комбат-два и покрутил рукоятку наводки оптики на своей стереотрубе.

В блиндаже второго  батальона, перекрытого в два наката брёвнами из разобранной избы близлежайшей деревни, было многолюдно. Кроме Летина, комбата-два и корректировщика-артилериста, в нём находились комполка Дзюба со своим персональным саниструктором, политрук батальона, телефонист и лейтенант НКВД.
Командир стрелкового полка сидел на нарах комбата рядом с девушкой и что-то нервно шептал ей на ухо. Саниструктор отрицательно мотала головой, выражая своё полное неслогласие с подполковником. Командир заградотряда крутил в руках полевой биноколь и искал удобный момент для того чтобы подойти к узкой щели блиндажа. Ему нетерпелось своими глазами убедииться в том, что атакующие штрафники продвигаются вперёд. Он не находил себе места с того самого момента, когда комдив приказал его отряду остаться во второй линии траншей. Согласно регламентирующих его службу документов, он просто обязан был быть на передовой. Молодой лейтенант не смог перечить старому генералу и сейчас корил себя за минутное малодушие. Он точно знал, что если штрафники побегут назад и не будут перебиты пехотой, то его расстреляют в двадцать четыре часа. Штрафбат ему не грозил. Сотрудников его ведомства в них не отправляли. Места у амбразуры небыло. Ни Летин, ни артилерист, ни тем более хозяин блиндажа - комат-два, отходить от неё не собирались. Политрук стоял рядом с телефонистом и докладывал в штаб армии:
- Так точно, товарищ армейский комиссар, партийные и комсомольские собрания я провёл. Боевые листки написали и в землянках развесили. Так точно, перед боем я лично переговорил со всеми членами партии батальона. Настроение было боевое и возможно Вы слышите в трубку как атакующие и сейчас ещё кричат «Ура!».

Протяжно завывая первая шеренга штрафников приблизилась к проволочной паутине. Бойцы скопились у столбов и дружно принялись сбивать с них прикладами винтовок двухжильную «колючку». Гренадёры, казалось, только этого и ждали. Фланговый огонь пулемётов разбросал инициативных «каторжан», а остальных заставил залечь. Как только рота упала в снег, немцы прошлись по ней миномётным огнём. За первые три минуты обстрела более двухсот крупнокалиберных мин обрушились на вжавшихся в снег бойцов. Не успел дивизион шестиствольных миномётов произвести свой третий залп, как батареи Куницкого получили целеуказания и открыли огонь по миномётчикам гитлеровцев. Командиры отделений атакующей роты матом и пинками поднимали бойцов. Прикрываясь огнём собственной артилерии передней шеренге удалось в считаные минуты преодалеть проволочные заграждения.
- Прошли «колючку», - не отрываясь от трубы прокоментировал действия штрафников комбат-два.
- Поднимай батальон в атаку, нужно закрепить успех, - приказал Дзюба не вставая с импровизированной койки.
- Может подождём пока до вершины добегут? Вон как зашустрили, - предложил комбат.
- Поднимай, говорю. Пусть ЗэКи знают, что за ними идёт элитная молодёжь, считай офицерский батальон. Это им добавит храбрости, - Дзюба торжествующе посмотрел на саниструктора и девушка ответила ему восхищённым взглядом.
Комбат-два взял ракетницу и высунув руку в амбразуру блиндажа выпустил в предрассветное утро зелёную ракету. Как только яркий огонёк разорвал черноту неба, как тут же за ним в воздухе вспынули ещё два. Восемьсот курсантов трёх батальонов поднялись из окопов во весь рост и устремились на высоту. Из командного блинждаж было хорошо видно как всё пространство перед немецкой обороной быстро покрывается тёмными пятнами шинелей.

Как водяные часы делает пустыми не последняя капля, а вся вытекшая вода, так и последний час, в который мы перестаем существовать, не составляет смерти, а лишь завершает ее: в этот час мы пришли к ней» - Летин вспомнил запавшие ему в душу слова Сенеки, но симпатичному санинструктору он сказал на ухо совершенно другое:
-   Красавица, а не хочешь ли ты в мою роту перейти? Я смогу организовать перевод.


Январь 1943

Карла Маркса 17, Москва

     - Давно не виделись, Иван Иванович, - широко улыбаясь Заботин пересёк кабинет Ильичёва и протянул руку для рукопожатия своему начальнику. - Поздравляю с высоким назначением.
     - Рано поздравлять. Я пока всего ли временно исполняющий обязаности, но всё равно спасибо, Коля, - Ильичёв пожал руку Забоитина и опустился в своё кресло.
     - Я уверен что Ваш перевод из ВРИО в действующие начальники это дела ближайшего будущего, - Заботин разместился на мягком стуле в углу Т-образного стола, положив локти смоих могучих рук одновременно на стол начальника и на стол для посетителей.
     - Как наверняка ты уже знаешь, - пропустив любезность подчинённого сразу перешёл к делу генерал-лейтенант. - Новое назначение пришло вместе с глубой реорганизацией управления. Приказом Наркома обороны войсковую разведку вывели из-под нашего управления и подчинили её напрямую Генштабу. Фронтам также запретили заниматься и агентурной разведкой. Не уверен справится ли с ней Кузнецов, он всё таки не профессиональный военный, но у нас забот станет намного меньше. Мы теперь сможем полностью сосредоточится на зарубежной работе. Хотя, задачу ведения глубокой разведки на оккупированных территориях с нас никто не снимал.  
     Ильичёв раскурил трубку.
     - Я вот зачем вызвал тебя с курсов, - продолжил он затянувшись пару раз табаком извлечённым им из папирос Герцоговина Флор. - Тебе скоро предстоит длительная зарубежная командировка. Возглавишь одно из наших предтавительств за рубежом. Там всё так прогнило, что отзывать оттуда надо практически всех. С последующими оргвыводами.
     Ильичёв поморщился. Было видно, что эта щекотливая ситуация ему не по вкусу.
     - Ты поедешь туда со своей командой. Подбери для этого трёх-четырёх разведчиков и толкового шифровальщика. Список мне на утрверждение подготовь к завтрашнему дню. И хотя у нас есть ещё пара-тройка месяцев до планируемой ротации, ты не теряй времени. Я ведь почему заговорил об этом заранее? – спросил сам себя Ильичёв. И сам же ответил. - Потому, что во фронтовых разведотделах, перешедших в подчинение Кузнецову, остались наши кадры, и пока идёт реорганизация и переподчинение, нужных нам людей мы забрать ещё сможем.
     - Ясно товарищ генерал-лейтенант. Список будет у вас завтра к восьми ноль-ноль.

     - Капитан Романов, капитан Рогов, лейтенант Ангелов, лейтенант Гнеденко, -  Ильичёв прочитал вслух фамилии из списка Заботина и положил лист с рапортом подполковника на стол перед собой. - Первых троих я знаю лично. А кто такой Гнеденко?  
     - Шифровальщик, товрищ генерал-лейтенант. Очень неординарный парень, с блестящей памятью и широкой эрудицией. Высокий, крепко сбитый, симпатичный на лицо. Не стыдно будет иметь такого в зарубежном представительстве. Я встретил его в Гороховском лагере для подготовки партизан, весной этого года.
     - И чем же он тебе так запомнился? На тебя ведь не легко произвести впечатление, насколько я знаю, - Ильичёв улыбнулся и, прищурив глаза, с интересом посмотрел на Заботина.
     - А как Вы думаете, Иван Иванович, сколько у нас в армии лейтенантов способных цитировать наизусть высказывания  иностранных политиков семнадцатого века? – подполковник не случайно позволил себе дружеский тон в разговаре с генерал-лейтенантом. Он знал, что перед ним сидит человек, за которого сам Заботин готов отдать жизнь. Ильичёв об этом знал тоже и очень ценил преданность своего подчинённого. - А этот мальчишка не только процитировал, но и перефразировал в учебных целях начальника «Чёрного кабинета» служившего при кардинале Решилье.  
     - Впечатляет, - Ильичёв поставил под списком свою резолюцию. - Романов, Ангелов и Рогов в пределах досигаемости управления, я узнаю где сейчас шифровальщик и в течение недели он будет в твоём распоряжении.
     - Спасибо, Иван Иванович. Могу я узнать страну нашей командировки?
     - Предварительно готовься в Китай. Мы оттуда нашего атташе полковника Мыльникова отзываем. Он не сработался с послом, а с ним вернутся и большинство его помошников.

Через две недели после того как гненерал-лейтенант подписал рапорт Заботина, Романов Ангелов и Гнеденко постучали в дверь однокомнатной квартиры полковника Мыльникова. Дверь им открыл невысокий, полноватый сорокатрёхлетний мужчина, с большими залысинами на лбу и добродушной улыбкой на лице.
- Проходите, молодые люди, - приветливо сказал организатор всей сети советской разведки в Китае, прослуживший последние десть лет бессменным военным атташе Советского Союза в этой стране. - Не часто ко мне заходят гости.

– Такова древняя китайская традиция.
- А что можно купить в Китае? – поинтересовался Игорь после недолгой паузы.
- Купить там можно всё, что угодно. От опиума до людей. Любые вещи или продукты. Любое оружие или драгоценности. Ограничений нет. Если интересующий тебя товар не имеется в наличии сегодня, то его доставят из любой точки мира в кратчайший срок. Были бы деньги. Но вас, молодые люди, - назидательно сказал полковник. - Больше должен волновать другой вопрос- а что вы имеете право купить и ввести на Родину уезжая в отпуск или по оканчанию командировки. Для вас это будет в новинку, но существует перечень товаров запрещённых к покупке советскими гражданами. И пусть вас это не удивляет, но в него входят все товары произведённые в СССР.
- Как это? – удивился Гнеденко. – Значит если я, напримаер, захочу купить в Пекине часы московского часового завода, то я не смогу этого сделать?
-Купит сможешь. Ввезти не сможешь. А попытаешься их спрятать и тебя с ними поймают, то пойдёшь под суд военного трибунала.
- Но почему? – Игорь искренне не понимал такой несправедливости.
- Потому, что Советский Союз производит на экспорт товары повышенного качества, которые предназначены для покупки их иностранцами. Одновременно наше государство покупает  за золото валюту, в которой вы будете получать там зарплату. Если разрешить нашим соотечественникам покупать наши же товары за границей, то получится, что мы просто обогащаем чужую страну на перепродаже наших товаров нашим же гражданам.
Ни Романова, ни Ангелова не интересовали зарубежные товары, у них обоих ещё имелись вопросы об особенностях организации агентурной работы в стране ведущей войну против империалистической Японии. Увидев растерянное лицо Гнеденко в задумчивости потупившего взор, разведчики в недоумении переглянулись, пожали плечами и неодобрительно кивнули друг другу головами. В этот момент, во входную дверь кто-то тихо постучал. Георгий Сергеевич поднялся с табурета и направился в прихожую, через минуту в кухню вошёл подполковник Заботин.
- Товарищи офицеры! – подал недавно введённую в Красной армии команду Романов и быстро поднялся из-за стола. Его примеру последовали Ангелов и Гнеденко.
- Садитесь, - сказал Николай Иванович и укоризненно посмотрел на Романова.- Что же ты при находящемся в помещении полковнике, подполковника так приветствуешь?
- Не ругай его Николай, ты его непосредственный начальник, а я для него просто старший офицер. Вроде как гуру, - увидев как вытянулись лица младших офицеров, после того, как он произнёс неизвестное для них слово, Мыльников добавил. -  Духовный наставник или учитель.
- На этот раз я их прощу, - рассмеялся Заботин и дружески обнял Мыльникова. – Здравствуй дорогой, давно я тебя не видел.
- Да, почти четыре года прошло после боёв на Халхин-Голе.
Обведя взглядом крохотную кухню Мыльникова Николай Иванович обратился к Романову:
- Забирай-ка ты ребят и топайте по домам. Завтра вы с Ангеловым работаете по своему плану, а тебе лейтенант, - Заботин повернул голову в направление Гнеденко. - Быть в моём кабинете в девять ноль-ноль. Будем знакомится по-ближе.
- Есть. Товарищ подполковник, - радостно ответил Игорь.

Едва за молодыми офицерами закрылась входная дверь, как Мыльников достал из камода бутылку «Московской», нежно погладил зелёную этикетку на ней и сказал:
- Эх, Коля, как я соскучился по родимой,  - с этими словами он налил в два стакана по-половинке и продолжил мысль. - Под конец командировки я на байцзю уже смотреть не мог. До чего вонючая зараза, а тёплой её пить, как это делают местные, русскому человеку вообще как пытка.
-  Согласен, с нашей «Особой» сравнивать китайский алкоголь нельзя. Ну, давай. За встречу! - Заботин коснулся своим стаканом края стакана Мыльникова и старые разведчики выпили «по-первой». – А теперь рассказывай.
- Обо всём коротко не расскажешь, но на два момента я твоё внимание хотел бы обратить, хрустя солёным огурцом начал Георгий Сергеевич. – Первое, китайская контрразведка, без преувеличения могу тебя уверить, самая занятая спецслужба служба в мире. Её приоритетным направлением деятельности  является борьба с японской разведкой, за ней следует борьба с германской разведкой. Ведь гитлеровское посольство до сих пор открыто и количество агентов Шестого управления РСХА сравнимо с количеством нашей агентуры. Следущим по убыванию важности для них явлются англичане и американцы, и только потом стоим мы. Как видишь поле деятельности хоть и не усыпано лепесткоми роз, но и прессинг не очень велик. Давай-ка по второй. За наших китайских друзей, товарища Моа и его соратников.
- Это можно сказать не плохая новость для тебя. Работы много, это правда, но условия для неё сносные. Вторым аспектом работы военного атташе являются отношения с послом и людьми Берии. С рядовыми сотрудниками паралельной службы конфликтов у меня не возникало, работы хватало  и для нас, и для НКВД, а вот с послом трения были почти ежедневнми.

Февраль 1943
Март 1943
Апрель 1943
Май 1943
Июнь 1943
Июдь 1943
Август 1943
Сентябрь 1943
Октябрь 1943
Ноябрь 1943
Декабрь 1943
Январь 1944
Февраль 1944
Март 1944
Апрель 1944
Май 1944
Июнь 1944
Июдь 1944
Август 1944
Сентябрь 1944
Октябрь 1944
Ноябрь 1944
Декабрь 1943
Январь 1945
Февраль 1945
Март 1945
Апрель 1945
Май 1945
Июнь 1945
Июдь 1945
Август 1945

Сентябрь 1945

Ближнее подмосковье

За полмесяца рядовое, на первый взгляд, предательство младшего офицера обрасло таким комом провалов в среде обоих разведовательных ведомств, что в пору созывать экстренное совещание всех руководителей силовых ведомств и  наркомата Молотова. Сталин не спеша шёл по песчанной дорожке между короткими молодыми туями и думал о том, что можно предпринять для улучшения международного имижда СССР и для недопущения подобных провалов в будущем.

В каминной комнате ближней Кунцевской дачи генералиссимуса поздним вечером собрались народный комиссар иностранных дел Молотов, его первый зам Вышинский, Председатель Оперативного бюро Совнаркома Маршал Советского Союза Берия, народный комиссар государственной безопасности генерал армии Меркулов, его заместитель генерал полковник Кобулов, заместитель начальника разведки НКГБ генерал-лейтенант Судоплатов, начальник ГРУ Генштаба Красной Армии генерал полковник Кузнецов. Повод для встречи с Хозяином был не радостный. Во всём мире разростался шпионский скандал вызванный предательством «какого-то старшего лейтенанта». Так, во всяком случае выразился Иосиф Виссарионович, когда две недели назад Меркулов сообщил ему о бегстве Гнеденко. Собравшиеся в просторном помещении генералы и дипломаты угрюмо молчали и старались не встречаться друг с другом глазами. Молотов и его зам рассматривали, десятки раз виденые прежде, картины на стенах. Берия держал в руках не дорогую, но изящную статуэтку обнажённой девушки.  Судоплатов кочергой перебирал в камине давно потухшие угли. Кобулов стоял у окна, смотрел на парк разбитый во внутреннем дворе дачи и периодически вытирал носовым платком пот со своего толстого лица. Только Фёдор Фёдорович Кузнецов сидел на мягком, покрытом белоснежной тканью диване и не видящим взором смотрел перед собой. Не успел, - горечь сожаления отразилась гримасой гнева на его лице. – А как мог успеть? Кто же знал, что он так хорошо подготовился и всё спланировал заранее. Это Павлов проморгал. Его люди должны были следить за шифровальщиком. Но свалят вину на меня.  Берия своих людей в обиду не даст, хоть Меркулов и рулит наркоматом, а Лаврентий всё равно стоит за его спиной и прикрывает от гнева генералиссимуса.
Дверь просторной комнаты открылась и в помещение стремительным шагом вошёл генерал Власик. Николай Сидорович, не вынимая правой руки из кармана пристально обвёл присутствующих в комнате взглядом и не громко произнёс:
- Товарищи офицеры.
Кузнецов резко поднялся с дивана, а дипломаты и генералы развернулись к входной двери и замерли пол стойке «смирно». В комнату слегка прихрамывая вошёл  Сталин. Одинокая Золотая звезда героя Советского Союза на его маршальском кителе резко бросалась в глаза в сравнении с иконастасами орденов и медалей теснящимися на парадных тужурках ожидавшего его генералитета.
- Что товарищи, обосрались? – спросил Сталин и прищурив глаза оглядел присутствующих. - Не уследили за гнилушкой. Теперь вместо того чтобы продолжать спокойно собирать информацию о работах американцев над созданием атомной бомбы, мы будем делать её сами. Лаврентий, ты обещал мне закончить с бомбой за пять лет. Я тебе поверил и тебя не торопил. На сколько этот провал отбросит нас назад?
- Товарищ Сталин. Назад нас уже не отбросить. Мы конечно же замедлим наши работы, но невзирая ни на что, будем двигаться только вперёд.
- Ты, Лаврентий,  к словам не цепляйся. Я спрашиваю тебя, сколько лет Курчатову понадобиться чтобы доделать бомбу самому?
Сталин прошёл вдоль комнаты и сел на диван, у которого по стойке смирно стоял Кузнецов. Федор фёдорович попятился назад и остановился возле камина прикрыв собой от взора Хозяина генерала Судоплатова.
- Точно не знаю, но думаю, что не дольше, чем на пару лет, - ответил Берия.
- Хорошо, это не твоя вина. Я даю тебе ещё два года сверху тех пяти, но не позже чем в  сорок девятом ты мне доложишь о завершении работ.
- Есть, товарищ Сталин.  
- Теперь перейдём к разбору двух извечных русских вопросов: Кто виноват? И что с ним делать? Начнём с Вас, товарищ Кузнецов. Что Вы лично думаете о происшедшем?
- Товарищ Сталин, в результате предварительного расследования выяснилось, что военный атташе полковник Забтин, вопреки инструкции разрешил своему шифровальщику поселится вне пределов нашего представительства. Год назад, во время инспекторской проверки посольства полковником Мильштейном этот факт был обнаружен, генерал Ильичёв отдал приказ об отзыве Гнеденко на Родину.

Вы ведь прекрасно понимаете, что без жертв среди офицеров канадской полиции такую операцию провести не удасться, это во-первых, а во вторых, свалить вину за акцию будет не на кого. Резонанс от этого дела будет ещё более громкий, чем от самого факта вскрытия наших активных равзедовательных действий на территории Канады и США. Я предлагаю Гнеденко не трогать. Всё, что он утверждает отрицать. Засыпать канадский МИД нотами протеста и требовать выдачи гражданина СССР на его Родину. Все протесты в наш адрес оставлять без комментариев. Посла СССР в Канаде отозвать. С ним всё равно теперь долго никто здороваться в Оттаве не станет.
Своё мнение значит имеешь, товарищ Скрябин. В мыслях своих Берия всегда называл Молотова его настоящей фамилией, а не партийным псевдонимом. Давненько я не слышал чтобы ты перечил мне. Я тебе это ещё припомню.
- Хорошо, Вячеслав Михайлович, я тебя услышал. Что вы думаете об этом Кобулов и Меркулов?
- Я предлагаю всю родню и Гнеденко и его жены расстрелять немедленно и сделать так, чтобы он об этом узнал, - толстое лицо Кобулова, с усами а-ля Гитлер под носом, вырожало желание растерзать пожилых родственников семьи перебежчика самолично.
Рукам палача  пыткок не хватает. Фёдор Фёдорович Кузнецов с ужасом подумал о том, что не хотел бы оказаться в подвалах внутренней тюрьмы Лубянки один на один с этим разожравшимся боровом. Начальник ГРУ знал, что Богдан Захарович отпетый садист и любит сам проводить допросы «с пристрастием».
- Я считаю необходимым немедленно отозвать на Родину всех офицеров ГРУ и НКГБ нашего посольства в Канаде, включая обоих полковников: атташе Заботина и первого секретаря посольства Павлова, - сказал Меркулов. - По приезду всех немедленно арестовать и после выяснения всех обстоятельств дела расстрелять, невзирая на степень вины каждого. Так мы упрочим дисциплину среди сотрудников обоих ведомств. Кроме этого, я также предлагаю строго расстрелять и тех, кто дал Гнеденко рекомендацию в партию. Он ведь у Вас коммунист, не так ли товарищ Кузнецов?
Фёдор Фёдорович сжал зубы и желваки его скул задвигались под гладко выбритой кожей лица.
- Слушаю Вас, товарищ Кузнецов, - Сталин заметил нетерпеливый жест начальника ГРУ и вновь предоставил ему слово. Генералиссимус преднамеренно не комментировал предложения выступающих. Обладая прекрасной памятью, Хозяин не спешил озвучивать свои выводы. Он собирал по крупицам мудрые идеи соратников, одновременно отсеивая от них не нужную шелуху.
- Да, сбежавший шифровальщик был коммунист. Мы беспартийных за границу не посылаем. Имена его поручителей будут найдены и незамедлительно переданы следователям. По поводу отзыва всех офицеров посольства я скажу следующее: нельзя выдёргивать весь состав военного представительства. Это обречёт работу по сбору атомных секретов на долгий застой. Я думаю, что мы можем ограничиться вызовом в Москву военного атташе и его зама. Определим их вину, а за одно и разоберёмся, – Кузнецов очень не хотел в одиночку отвечать за провал одного из его подчинённых. - Как первый секретарь посольства, полковник НКГБ Павлов, лично отвечающий за соблюдение секретности на территории представительства, смог выпустить шифровальщика с бесценными документами из здания посольства.
- Хочу предупредить всех от скоропалильных выводов, - мягко сказал Вышинский. Из-за своего меньшевистского прошлого он не только панически боялся боялся Берии и Сталина, но даже в кабинет своего непосредственного руководителя Молотова, всегда входил пригнувшись, как-то бочком, с заискивающей ухмылкой, топорщившей его рыжеватые усики. С подчинёнными же наоборот, был груб и при любом удобном случае стараясь наводить страх на окружающих. - До окончания расследования комиссии я бы советовал никого, и ни в чём не обвинять, а уж тем более не арестовывать. У нас сейчас не тридцать седьмой год. Методы Ежова и Ягоды давно уже в прошлом. Мы найдём и проанализируем все улики. Опросим всех свидетелей. Ознакомимся с документами. Я думаю, что возможно придётся привлечь к ответственности и некоторых прежних руководителей, а не только нынешних. Спешить нам некуда. Нужно во всём разобраться.  
- Правильно говорит товарищ Вышинский, - Сталин, как и планировал, выслушал мнения всех приглашённых на совещание генералов и дипломатов. - Арестовывать, а тем более пугать преждевременными арестами мы никого не будем. Массовые расстрелы разведчиков могут привести нас к обратному результату. Потому как, получив прниказ о вовращении на Родину у некоторых, даже кристально незапятнаных офицеров, а таких как мы знаем не бывает, появится страх за свою жизнь и соблазн перейти на сторону врага. Наказание за провал должно последовать неотвратимо. Но без перегибов, товарищи. Без арестов до суда офицеров и, если этого потребуют факты обнаруженные следствием, генералов разведки оставить на свободе. Что до родственников предателя, то тут я с товарищем Кобуловым согласен.

- Я другой стишок знаю, - вяло сказал стоящий рядом с ним кок. - Хоть майнуй, хоть не майнуй, всё равно получим ....
- Ты бы язык прикусил, - полушопотом ответил радист и при этом опасливо озернулся. - А то недолго и за борт улететь.
- Ты что ли сбросишь? – насмешливо спросил розовощёкий пузлан. - Силы меня приподнять не хватит.
- У меня не хватит. А вон у тех парней на пятерых таких как ты хватит, – ответил матрос и кивнул в сторону стоящих у трапа крепких ребят в застиранной робе.

По причалу Монреальского Старого порта, в направлении балкера «Серов» не спеша шли четыре матроса. Их чёрные бушлаты были застёгнуты на все пуговицы, а расклешённые брюки сметали с деревянного настила опавшие с деревьев листья. Внимательный прохожий мог бы заметить, что на двух из матросов форма была явно не по размеру. На высоком и плечистом Заботине она была коротка, на грузном Павлове маловата в талии. Мотинов и Зарубин одеты были по размеру. Наблюдательный контрразведчик мог бы сказать о них даже больше, чем внимательный прохожий. На членов судовой команды эти мужчины были не похожи. Сосредоточенные лица, задумчивые глаза и, главное, их походка резко дистанировали их от моряков торгового флота. С борта судна за их приближением внимательно следили рослые молодые ребята. Их было тоже четверо и каждый из них ждал своего попутчика.
Месяц назад, перед отправкой в Канаду за грузом муки, рудовоз прибыл в Николаев и  простоял неделю на родном ему заводе. Бригада рабочих «Коммунаровцев» установила в грузовом трюме железные перегородки с дверьми. Внутри четырёх кают, образовавшихся в подпалубном пространстве, сварщики приварили по одной паре двухярусных кроватей и небольшому металическому столу, а электрики провели в них освещение. Единственный путь на палубу лежал по скобяному трапу оканчивающемуся люком скобтрапа.
Как только судомонтажные работы были завершены и четыре новых члена экипажа заняли свои наспех оборудованные каюты, судно покинуло «город корабеллов».

По мере того, как четыре сотрудника посольства СССР в Канаде вступали на борт «Серова», ожидавшие их сотрудники Меркулова подходили к ним и вежливым, но твёрдым тоном рекомендовали проследовать за ними. Спустившись по скобтрапам в трюм рудовоза, четыре пары гостей прошли мимо гор мешков с мукой и скрылись за железными дверьми с наружными запорами на них.
- Гражданин Заботин, Ваша койка верхняя. До выхода в открытый океан, из каюты не выходите. Пищу приносить буду Вам я. До покидания судном реки Сент Лоуренс по нужде в гальюн будете ходить только в моём сопровождении. Вам ясно?
- Чего уж яснее, - ответил Николай Иванович.


Эта глава не окончена.

Он поддерживал голову   Николай Ивановича левой рукой, а правой вливал ему в рот горький настой хвои из металлической кружки. На вид старику было лет семидесять, но Заботин понимал, что его врачеватель должен был быть значительно моложе. До такого возраста на Колыме люди не доживают.

- Очнулся наконец-то. Это хорошо, значит жить будешь. Ты отвар-то допивай, не морщись, в нём спасение твоё. А я пойду к следующему мученнику. Ты поспи, поспи, - бормотал татарин. - Тебе сейчас силы ой как нужны.
- Постой, - попросил Заботин. - Зовут тебя как?
- Да, зачем тебе имя моё? - ответил старик на ходу повернувшись в полоборота.
- Спаситель ты мой, знать хочу кому жизнью обязан.
- Да разве это жизнь? И за что ты мне обязан? За то, что я выхаживаю тебя хвоей кедрового сланика? Так тебя сразу же, как только ты стоять сможешь и рвота пройдёт, опять на каторжные работы отправят. За это не благодари, не стоит.
- И всё же, - Заботин с трудом повернул голову и посмотрел в глаза старику.
- Тимур. Бикбулатов Тимур, - ответил старик, взял одной рукой с нар чайник, второй рукой прижал к груди алюминевую кружку и зашаркал по земле в направлении следующего больного.  

На соседних нарах зашёлся сухим кашлем зэка. Заботин повернул голову в его сторону и узнал своего попутчика, прибывшего с ним из Нагаевской бухты на Студебеккере, чуть больше месяца назад. Глаза каторжника слезились, он инстинктивно тёр их заскорузлыми пальцами, но это не приносило ему облегчение.
- Что с тобой? – едва выглядывая из-под телогрейки спросил Николай Иванович.
- А, это ты. Изменник Родины, - уголовник узнал Заботина.
- Контрреволюционный саботажник, - уточнил Николай Иванович. - Пятьдесят восьмая –четырнадцатая.
- Один хрен. Хотя если сразу не расстреляли, значит не такой уж и враг. Так мелочёвка, вроде меня, - зека попытался рассмеяться и вновь забился в приступе кашля.
- Хлором час назад отравился. Вот, что со мной, - сказал он в паузе между приступами. - Грудь болит, глаза пекут, горло сдавливает сухость и жжение.
- Где же ты его здесь нашёл? – удивился Заботин.
- В цеху по обогащению золота. Мы газ хлора пропускали через руду чтобы отделить от золота другие металлы, где-то произошла утечка и всю нашу бригаду накрыло. Те, кто попадал на землю, умерли от удушья после одного-двух вздохов, а кто был ближе к дверям, те выскочили на улицу и все сейчас здесь.
- Я что-то не вижу чтобы тебя лечить пытались, - Николай Иванович приподнял голову и осмотрел лечебный барак. Кроме Тимура и ещё пары таких же доходяг в помешении никого не было.
- Доктор при осмотре сказал бригадиру, что лечить меня бесполезно. Через пару часов разовьётся отёк лёгких и я по любому отдам концы.
- А ты говорил, что с Палаткой нам повезло.
- Кто ж знал, что так получится, - ответил зека и закрыл глаза.

Заботин тоже закрыл глаза и вдруг в его мозгу возникла картина из его прошлого. Пять лет назад на пыльной дороге в Зпаданой Украине миловидная медсестра случайно спасла его от пулемётной очереди. «Какое совпадение,- думал Заботин. - Её фамилия тоже была Бикбулатова. Точно, Альбина Бикбулатова. Красивая была девушка. И смелая. Надо обязательно рассказать об этом отвароносу.»
Позним вечером санитар лечебного барака разносил больным баланду, сваренную из мелкой рыбы, и хлеб. Медленно переходя от нар к нарам, он продвигался в глубь вонючего помещения и периодически перекликался с дежурным по бараку.
- Жмур на девятнадцатых, - крикнул он после осмотра отравившегося хлором зека и дежурный у входа сделал пометку в своей ведомости. Бикбулатов обошёл нары с другой стороны, приподнял край телогрейки и взглянул на Заботина. - А ты жив, и это радует.
- Я долго жить буду, - ответил натуженно улыбаясь Николай Иванович и перевернулся с бока на спину. - Раз обо мне все Бикбулатовы СССР заботятся.
- Ты это о чём? – удивился Тимур.
- Меня в сорок первом медсестра Бикбулатова от пули спасла. А сейчас её однофамилец санитар отваром из цепких когтей цинги вытаскивает.
- А звали девушку как? - безвольно опустившись на нары напротив Заботина спросил пятидесятилетний старик.
- Альбина, - коротко ответил Заботин и вдруг отчётливо вспомнил как выглядела первая страничка красноармейской книжки девушки. - Тимуровна, двадцать первого года, уроженка посёлка Балтаси Татарской АССР.
Николай Иванович с изумлением наблюдал, как с каждым произнесённым им словом съёживался санитар Бикбулатов. Его бледное лицо приобрело пепельно-серый цвет, глаза стали выползать из орбит и с хрипом «Альбина, доченька моя», Тимур завалился на бок и затих.  

Fierce political infighting erupted, and many of Yeltsin's top men and supporters,
including Moscow Mayor Yuri Luzhkov and Russian Prime Minister Yevgeny Primakov,
distanced themselves from the weakening president. Moreover, Yeltsin lacked a
succession plan.
At the time, Russia had two main political factions and a nominal third faction. The most
powerful clan was the siloviki, which was loosely made up of national security hawks
and former KGB agents. The siloviki were strong rivals to Yeltsin's own clan, known as
the Family, which was made up of his relatives and a menagerie of other loyalists --
many of whom were beginning to dissent from Yeltsin because of Russia's political,
social and economic chaos. The third group was a smaller, quieter clan known as the
Petersburg Group given its origins in St. Petersburg under that city's powerful mayor,
Anatoly Sobchak. The Petersburg clan was different in that it included a mixture of
liberal (including some pro-Western) reformers, former KGB operatives and
independents. Sobchak was able to bridge the differences within these groups in St.
Petersburg.
In an attempt to undermine the siloviki to buy time to sort out his own clan's issues,
Yeltsin allowed Vladimir Putin, a member of the Petersburg clan, to rise to power. Putin
was at first brought in to oversee the Federal Security Service (known by its Russian
acronym, FSB) in 1998, after which he quickly was named to succeed Yeltsin, whose
followers continued to revolt. Yeltsin had not counted on the ability of Putin, who
commanded loyalty from the Petersburg clan, the siloviki, and even some of Yeltsin's
Family, to unify Russia.
Much like his mentor, Sobchak, Putin understood that the only way to stabilize Russia
(let alone rebuild its previous strength) was to balance its competing forces against each
other under his consolidated power, purging any who would not comply. Putin
successfully garnered loyalty from Russia's two main competing ideological groups:
Those who would put national security first, and those who would open up the country
and reform it. Putin subscribed to both ideologies to some degree. As a former member of
the KGB, he shared affinities with the siloviki. But he understood Russia's inherent
weaknesses; during his time in the KGB, he was tasked with covertly securing
technologies from the West, an experience that framed his appreciation for Russia's need
to modernize to compete effectively with the West.
Putin placed the siloviki and the liberals, who eventually became known as civiliki, in
positions that best suited his strategy for the country. Striking a political balance in the
Kremlin allowed Putin to launch a series of massive consolidations across the country. As
a result, he took direct control over Russia's strategic sectors, strengthened Russia's
defenses, bolstered government revenues, stabilized the economic system, and clamped
down on dissent, whether from the political opposition or from militants in the Muslim
Caucasus.
By stabilizing Russia, Putin gained the support of most Russians, granting him political
legitimacy during his first two terms as president. He eventually gained a cult-like status.
With this kind of popular support, Putin established one political party -- United Russia --
that dominated the government and both main clans. Military, economic, financial and
energy assets were divided between the two groups. For example, the siloviki ran the
military, FSB and oil sector, while the civiliki ran the country's economic and financial
institutions and the natural gas sector. Each side's sectors guaranteed them financial
resources and political tools. Such a balance kept the two competing clans relatively in
check, though power struggles remained a constant. Eventually, Igor Sechin took over the
siloviki while Vladislav Surkov and later Dmitri Medvedev took over the civiliki.
The balancing of the clan system has three major flaws. First, it is wholly dependent on
Putin's subordinates to control their own subordinates, and so on, for the system to hold
together. Putin therefore has been dependent upon Sechin, Surkov and Medvedev, who in
turn have been dependent on their subordinates. One break in the chain can therefore
have serious consequences. This absolute hierarchy begins to fray if one individual fails.
There has been constant reshuffling at the lower levels while the hierarchy at the top has
remained mostly the same until recently, even if their performance has been poor.
The second issue is that a vertically arranged system cannot handle change coming from
outside the system. The vertical system finds it difficult to adapt to fundamental shifts in
Russia or global events that affect Russia.
The third issue is that the hierarchal clan system heavily relies on the person at the apex.
Putin, who has interests in both, is the ultimate arbiter among the clans.