ТЕМА: Исторические хроники

Распад Советского Союза поставил под вопрос существование одного из самых амбициозных военных проектов былой сверхдержавы — создание авиации корабельного базирования. В 1991 г. в Крыму базировались два авиаполка, которые готовились к полётам с тяжелых авианесущих крейсеров «Адмирал Кузнецов» и «Варяг». О том, какой кризис охватил лоно зарождения отечественной корабельной авиации, в июле 2019 г. в интервью одному из отечественных газетных изданий вспоминал непосредственный участник тех событий – полковник в отставке Геннадий Бакулин.

"Геннадий Георгиевич, где Вы служили на момент распада СССР?"

В это время я служил в Крыму, в 1063-м центре боевого применения корабельной авиации на аэродроме «Саки». Сначала был заместителем начальника центра по лётной подготовке, а потом начальником.

"Как воспринимались офицерами происходящие политические события?"

Это было очень смутное и сложное время. Среди тех, с кем я общался, общее мнение было таким – наверху пошумят, но в итоге останется всё, как было. Никто не мог поверить, что рассыплется и больше не будет существовать такое государство, как Советский Союз. Многие думали – ладно, был СССР, теперь будет СНГ, поменяется только название, некоторые идеологические основы, но по сути всё останется по-прежнему. Никто не верил, что развал – это катастрофа государства.

"Разве не было признаков начинающегося отделения Украины?"

Они были. Например, ещё до Беловежской Пущи однажды прилетел к нам в Саки один украинский генерал, мой старый знакомый по ДОСААФ. В то время, это 1991 г., еще не было ни вопросов о принятии украинской присяги, ни официальных заявлений об отделении украинской армии от ВС Союза ССР. Однако в Киеве подготовительная работа уже шла – и о ней он мне и рассказал, как человек, который как раз переходил в это время в украинскую армию.

Он говорил, что со всеми кандидатами на руководящие посты в Вооруженные Силы Украины проводят специальное собеседование, и проводит его один из авторов Акта о провозглашении независимости Украины Вячеслав Черновол. Он лично в течение нескольких часов разговаривал с кандидатами. И один из главных вопросов звучал так: «В случае военного конфликта, будете ли Вы воевать с Россией?». Если ответ был отрицательным – человека не брали в руководящий состав ВС Украины.

А сразу после подписания Беловежских соглашений Киев жёстко поставил вопрос о том, чтобы все советские военнослужащие на территории Украины, в том числе в Крыму, второй раз приняли присягу – украинскую. Россия второй раз принимать присягу не требовала. А из Киева, наоборот, регулярно приходили соответствующие документы. Кроме того, к нам в часть приезжали эмиссары из Киева – рассказывали, как они создадут независимое Украинское государство, как их быстро поддержит Запад и как они войдут в Европейский Союз и НАТО.

"Как же Вы действовали в этой ситуации?"

В то время у меня, в моем 1063-м центре, среди прочих имелся учебный отряд первоначальной подготовки срочной службы: матросы, три сотни человек. В последние два призыва, я считаю, что специально, к нам прислали на срочную службу призывников с Западной Украины. Они три месяца обучаются – и потом им положено принимать присягу. Но какую? На тот момент у меня было четыре текста присяги: Советского Союза, Украины, Объединённых ВС СНГ и откуда-то появилась российская, хотя и не официальная. Четыре текста!

На принятие присяги приехали, как обычно, родственники этих бойцов, родители – это же торжественная церемония. Мы их расселили в гарнизоне. Я собрал всех этих родственников и убедил их отложить принятие присяги на неопределенное время. Поскольку еще ничего не определено, нет ясности в политическом положении. Нет гарантий, что эта присяга через какое-то время не будет объявлена недействительной. И все со мной тогда согласились.

А как в то время среди личного состава вашей части распределялись, условно говоря, голоса? Сколько было людей за то, чтобы продолжать служить в Вооруженных Силах России, и сколько было желающих принять присягу Украины?

Основная масса всё ещё не могла поверить в крах Советской Армии и отождествляла себя только с ВС СССР. Тех, которые были, условно говоря, явно «украинцы» и явно «россияне», было немного.

"А что делали эти самые условные «украинцы»?"

Как я потом узнал – поздно уже, к сожалению – в моем гарнизоне был создан тайный подпольный «Союз офицеров Украины», который состоял из сторонников украинской независимости. Они активно проводили собрания. И как потом мне докладывали, на одном из таких собраний было внесено предложение устранить меня физически. Потому что я не даю привести людей к украинской присяге. Не стали бы они меня, конечно, убивать. Но «арестовать до выяснения обстоятельств» вполне могли бы.

"Это был единственный такой инцидент?"

Далеко не единственный инцидент. Я жил в гарнизоне в обыкновенном доме на третьем этаже. У меня дома было три телефона, и один раз мне все телефоны пообрезали. Потом начали угрожать моей семье... Но мной дело не ограничилось. Поскольку гарнизон не принимал присягу, коммунальные службы, которые уже принадлежали Украине, начали у нас отключать отопление, газ и электроэнергию. Была зима, стало холодно. Кто-то начал вскрывать гаражи. У командира 100-го авиаполка Артемьева из гаража ночью угнали автомобиль. Происходили разнообразные стычки... Дошло до того, что одному из моих заместителей ночью неизвестные стреляли по окнам квартиры. В итоге я объявил в гарнизоне специальный план: я сформировал семь вооружённых патрулей на тёмный период времени: два матроса и с ними офицер или прапорщик, с боевым оружием. По сути, ввёл у себя в гарнизоне военное положение.

"Вы обращались к непосредственному командованию? Оно Вам чем-то помогало?"

1063-й центр являлся частью центрального подчинения, и я постоянно докладывал обстановку в Москву, командующему Военно-воздушными силами ВМФ генерал-полковнику Виктору Павловичу Потапову, просил переподчинить центр Черноморскому флоту. В ответ от него слышал: «Вы там держитесь. Мы вас не оставим. Вопрос решается».

Тогда я напросился на приём к командующему Черноморским флотом, адмиралу Игорю Владимировичу Касатонову. Что меня поразило – в приёмной у командующего уже стояла вооружённая охрана, мичман и матросы, и все с автоматами. Я первый раз такие автоматы увидел, укороченные. Доложил оперативную обстановку и сказал, что нас заставляют принимать новую присягу – что делать? А в это время на местном телевидении, которое уже стало подчиняться Украине, уже пошли передачи о том, что весь Черноморский флот обязан принять украинскую присягу, а Касатонов, такой-сякой, не подчиняется, и поэтому он преступник.

Я стал докладывать, как, с моей точки зрения, Черноморский флот мог бы противодействовать украинским войскам, если бы они начали реальные военные действия против флота, который, с их точки зрения, взбунтовался.


"А реально была такая угроза со стороны Украины?"

Это обсуждалось как вполне реальный вариант. Рассматривались три возможности штурма Крыма – морской, сухопутный и воздушный. И наиболее вероятным, с моей точки зрения, выглядело нападение с воздуха, причём ключевой задачей Украины будет взять под контроль аэродромы.

Аэродром «Бельбек» на тот момент уже принял украинскую присягу. Это аэродром ВВС ПВО, и их главной мотивацией принятия украинской присяги было то, чтобы не было никакой бреши в охране воздушных границ СНГ. Но «Бельбек» в случае необходимости легко накрывает корабельная артиллерия Черноморского флота – значит, он не является приоритетом как возможный путь вторжения украинских войск. Был еще один аэродром, который принял украинскую присягу – аэродром «Кировское», находившийся в глубине полуострова. Но он, в свою очередь, слишком далеко от Севастополя, то есть тоже маловероятно ожидать нападения оттуда.

Но наиболее уязвимым и лакомым для Украины куском был аэродром «Саки», только что полностью отремонтированный. Как раз тот, которым командовал я. Среди прочего, в распоряжении аэродрома находилось очень много казарм, то есть можно было срочно разместить огромное количество личного состава. И относительно близко от Севастополя.

В тот момент, когда я начал произносить все вышеизложенные соображения, Касатонов приложил палец к губам и написал записку: «Всё прослушивается, позвони по телефону» – и пишет номер. Я ошалел. Через некоторое время я звоню по указанному номеру. Касатонов предложил передать в моё распоряжение роту морской пехоты под видом учений: «оборонять аэродром от Украины».

"Что вы ответили на это предложение?"

Что я не хочу ни в никого стрелять, убивать и вообще организовывать войну. И что меня устраивает только один вариант – чтобы мой центр в Саках переподчинили Черноморскому флоту. Моя мысль была такова: если бы мы были переподчинены Черноморскому флоту, то при дальнейшем разделе флота был бы шанс, что мы останемся под российской юрисдикцией.

"Почему же Москва не хотела переподчинять вас?"

Этот вопрос я задал много лет спустя Потапову. Я с ним иногда еще и сейчас встречаюсь. Он объяснил: с точки зрения тогдашнего военного руководства в Москве, существовал риск, что Касатонов не выдержит, и весь Черноморский флот, целиком, падёт под Украину. И в Москве надеялись, что части центрального подчинения, к которым относился и наш 1063-й центр в «Саках», в этот момент удастся отстоять и оставить за Россией.

"Хоть чем-то тогда в итоге вам Москва помогла?"

Единственное, что сделала Москва, прислала мне «моральную» подмогу — заместителя командующего ВВС ВМФ СССР, генерал-лейтенанта Николая Андреевича Рогова.

"Что Вы стали предпринимать дальше?"

Я решил посоветоваться с генерал-лейтенантом Юрием Семеновичем Гудковым, который в то время возглавлял 33-й центр боевого применения и переучивания лётного состава ВВС ВМФ в Николаеве и которому наш центр в Саках подчинялся как вышестоящему соединению.

Звоню: «Юрий Семёнович, как вы, в каком положении? Ко мне просится на аэродром главком ВВС Украины Стрельников, а я ему не даю добро на приземление. Я сейчас поставил аэродром на профилактику, на перевод на весенне-летнюю эксплуатацию. Полётов нет, полоса занята, идут работы, провожу различные учения, в том числе учения по ПВО. Что мне делать? Они просят посадки». Гудков сказал: «Принимай решение сам, теперь каждый сам за себя, и теперь мы на Украине. В моем кабинете представители ВВС Украины уже сидят, а я увольняюсь».

"Расскажите подробней, как руководство ВВС Украины пыталось попасть к вам на аэродром?"

Мне настойчиво звонили из Киева, Винницы и требовали принять на аэродроме самолеты с руководством ВВС Украины. Я отказывался, говоря, что подчиняюсь только Москве.

В итоге они приземлились на уже украинском аэродроме «Кировский», и уже на вертолёте прилетели в мой гарнизон – вертолёту посадочная полоса не нужна. Я их не встречал. Их встретил недавно отстраненный мной от должности заместитель, полковник Виктор Безногих. Он был как раз создателем «Союза офицеров Украины», и даже после отстранения ходил по воинским частям, по полкам и проводил агитационную работу – чтобы офицеры приняли украинскую присягу.

Приезжают они в штаб центра, ко мне в кабинет. Несколько генералов, полковники. Предъявляют претензии по поводу того, что я не принимаю их самолёт. Я объясняю, что выполняю только распоряжения Москвы, мы часть центрального подчинения, и аэродром закрыт по согласованию с Москвой. Удивляюсь, что они требуют принять присягу: как же так, ведь повторно присягу не принимают! И в этот момент вмешался присланный ко мне «в качестве поддержки» из Москвы генерал-лейтенант Рогов. Он говорит: «Геннадий Георгиевич, не надо так грубо, мы на территории чужого государства. А они – представители власти этого государства».

Украинская делегация сразу вдохновилась и немедленно зачитала приказ: меня снять с должности, а полковника Безногих назначить начальником центра вместо меня. А мне выдали предписание: город Москва, Генеральный штаб Объединенных вооруженных сил СНГ.

"Как в итоге удалось вывезти и устроить личный состав гарнизона в России, в том числе лётчиков?"

Как только Киев жёстко поставил вопрос о принятии украинской присяги, я с отделом кадров занялся вопросом, как устроить людей в России – и лётный состав, и технический. Многие сами приходили и заявляли: «Я украинскую присягу принимать не буду». Просили направить их служить в Россию, в ту или иную конкретную часть.

"Это были в том числе корабельные лётчики, которые готовились к полётам с «Адмирала Кузнецова»?"

«Адмирал Кузнецов» в то время проходил государственные испытания в Черном море. С ним работали лётчики-испытатели –нарабатывали методику. Вместе с ними в сентябре 1991 г. на корабль впервые сели и два наших лётчика 100-го авиаполка на самолётах Су-27К – Тимур Апакидзе и Андрей Яковлев. Вскоре, уже на МиГ-29К, мы собирались посадить на палубу Сергея Рассказова и Леонида Стратоницкого, но в декабре 1991 года корабль ушел в Россию, на Северный флот.

В том-то и дело. Корабль ушёл, но ведь едва ли не все подготовленные для полётов с этого корабля лётчики оставались в то время на Украине. То есть люди, чьей прямой задачей является обеспечение работы главной ударной силы корабля – самолётов.

Корабль ушёл, а это вся их жизнь. Вся эта группа, которая готовилась работать с «Адмирала Кузнецова», знала, что на Украине для них нет никаких перспектив. Даже если они примут украинскую присягу. Ведь корабль теперь в России. Поэтому было понятно, что многие из них захотят уехать в Россию. Так и произошло.

"Но кто-то ведь их организовал? Кто-то позаботился о том, чтобы у этих людей было будущее – и было будущее у корабельной авиации ВМФ России?"

Это была моя обязанность – заботиться о своих подчинённых. Проводил беседы, неоднократно выступал по гарнизонному телевидению. Совместно с Тимуром Апакидзе составляли списки нужных для корабельной авиации людей.

"Но ведь в то время, по ряду причин, Тимур Апакидзе не имел никаких властных распорядительных полномочий. Он вообще был отстранен от руководящей работы. А командиром Центра были именно вы."

А какая разница? Апакидзе уже был корабельным лётчиком, он даже после ухода с должности командира 100-го авиаполка пользовался огромным авторитетом у своих коллег, у всех лётчиков и техников центра. Я ему доверял. Согласовали с Москвой и ВВС Северного флота. И все улетели на военно-транспортных самолётах в Россию, на «Североморск-3».

"Сколько их было?"

Чуть меньше 100 человек. Вместе со мной на север ушли шестнадцать лётчиков: полковник Т.А.Апакидзе , подполковник Я.Г.Чибир, майор К.Б.Кочкарёв, майор П.П.Кретов, майор Г.Б.Рыжов, майор В.В.Дубовой, капитан И.С.Кожин, капитан П.Э.Подгузов, капитан А.Б.Чурсин, капитан С.Н.Корнев, капитан А.В.Рябуха, капитан С.Н.Рассказов, старший лейтенант Е.В.Кузнецов, старший лейтенант С.Г.Устюхин, старший лейтенант А.А.Абрамов и старший лейтенант В.А.Кузьменко,

"Можно сказать, что именно они составили потом костяк корабельной авиации ВМФ России?"

В какой-то мере. На аэродроме Северного флота «Североморск-3» уже базировался 279-й корабельный штурмовой авиаполк, так что они приехали не на пустое место. Но первый набор корабельных лётчиков, которые впервые осваивали посадку на палубу «Адмирала Кузнецова» – да, они были из Сак. Они заложили традицию российской корабельной авиации горизонтального взлёта и посадки.

"А техника? Её тоже надо было перегонять из Крыма? Су-33?"

Технику мы всю оставили. Ведь на нашем аэродроме в Саках стояли обычные Су-27 и МиГ-29, не корабельные Су-27К и МиГ-29К. Ещё осталось несколько самолётов Су-25УТГ с гаком. Потом пришлось менять их на простые Су-25УБ. А Су-27К направлялись с завода в то время уже напрямую в Североморск – уже было понятно, что нельзя в Крым, потому что заберёт Украина.

"Почему в Крыму остались многие другие морские лётчики CCCР? И не просто остались – стали офицерами ВВС Украины?"

Вы про 299-й корабельный штурмовой авиаполк? Да, это был старый полк, он сначала летал на Як-38, затем на Су-25. Их можно понять. Как раз в конце 1991 г. из Москвы пришло распоряжение – 299-й авиаполк, ставший к тому времени линейным штурмовым, расформировать.

Москва им прямо дала понять – вы нам не нужны. И этим воспользовалась Украина. Было объявлено: Украина ваш полк сохраняет. Принимайте украинскую присягу и продолжайте служить. И они приняли присягу, побыли в Саках несколько лет и даже не стали менять его номер – он так и остался 299-й бригадой тактической авиации ВВС Украины. Потом они перевели её в Николаев, на аэродром «Кульбакино», добавили туда ещё самолётов Су-25. И с 2014 г. бомбили Донбасс.

Кроме того, осталось много военнослужащих, которые служили на полигоне НИУТК. А куда им деваться? Тренажёр — вот он, его ведь, в отличие от крейсера, в Россию не перенесешь. И почти все из них приняли украинскую присягу, хотя и не хотели.

"Слышал такую версию, что лично Вам за то, что вы перевели корабельных лётчиков в Россию, обещали генеральские погоны."

Это неправда. Генерал Рогов только говорил мне, что при переезде в Россию у него есть на меня некоторые планы. Был сделан ряд предложений, в частности, о переходе на службу в ВВС, на должность замначальника авиацентра в Липецке. Но я отказался.

После переезда в Россию я служил несколько лет в ВВС Северного флота. А потом мне предложили должность заместителя командующего ВВС Черноморского флота – и я согласился. И должность эта на ЧФ была «полковник–генерал». Командующий ЧФ адмирал Кравченко, например, писал на меня представление на генерал-майора. Оно ушло в Москву, но «затерялось». Было написано еще одно представление, но и оно также «пропало». Как потом мне сказали, надо было самому лететь в Москву. Мол, всего две тысячи долларов отдал бы в отдел кадров ВМФ – и через неделю ходил бы ты генералом.

"Об этом можно написать?"

Пишите, конечно. Я этого не скрываю.