Как-то проездом через Москву мне попалась на глаза статья в газете: «Советский Спорт» «Жизнь и смерть дублёра». Помню, она была так написана, что пронзила до глубины души, о том,  как жил и погиб лётчик-испытатель Александр Щукин. С нашего курса к тому времени разбилось десять человек. Последним был Олег Припусков. Их АН-124 «Руслан» потерпел катастрофу при заходе на посадку в Италии. Олег имел звание «Заслуженный лётчик-испытатель СССР». Бывая в семьях погибших, приходилось видеть,  как порой быстро уходит память. Жёны уже по второму разу замуж вышли, дети уже другого дядю называют папой… И это нормально. Жизнь не стоит на месте. Поэт Константин Симонов написал так о жене погибшего друга:
         «Её спасёт не мы, а тот, кто руки на плечи положит. Не зная мёртвого,  придёт и позабыть его поможет».    

Всё правильно, но всё-таки хотелось бы,  что бы память о достойных людях сохранялась подольше и не только среди самых близких друзей. Поэтому взял я эту статью, приехал в гости к своему другу барду Константину Фролову и попросил: «Костя, напиши об этом лётчике песню». Прошёл год. Снова подошёл к Косте: «Ты же обещал». Он ответил: «Что-то стоящее не пишется, а « халтуру» писать не могу»… Тем не менее, Константин сдержал своё обещание… И вот как это было. 

Решение написать статью о двух своих друзьях у меня возникло после прочтения замечательной книги Валерия Меницкого: «Моя небесная жизнь», одна из глав которой посвящена Александру Щукину. С особенной остротой стало понятно – друзьям надо отдавать должное, пока они живы, а не потом, когда они отошли в «мир иной». К сожалению, первый друг,  Герой России, генерал Тимур Апакидзе погиб на авиа шоу 17 июля 2001 года в  г. Острове Псковской области на празднике в честь 85 лет Морской авиации. Мне никогда не забыть, как стоя у горящих обломков СУ-33 минут через 20-30 после катастрофы, я никак не мог поверить, что это не сон, а жестокая явь.  

       Второй мой друг, поэт, актёр, композитор Константин Фролов живёт в Симферополе и на каждом концерте радует зрителей своими песнями. Я расскажу историю знакомства этих двух людей,  и в какой непредсказуемый случай оно вылилось. 

Когда мы с Тимуром служили в разных гарнизонах, я старался каждое лето приезжать к нему в гости, настолько было сильно обаяние его личности. Мне просто необходимо было пообщаться с ним за «рюмкой чая», поговорить, как лётчик с лётчиком, авиационный командир с командиром о том, что твориться в нашей авиации, и затем, заряженный его энергией, дальше продолжать наше лётное дело. Но сразу должен сказать, в плане «выпивки» Тимур был совершенно нетипичным лётчиком. За 19 лет я видел , как он выпил по рюмке водки всего два раза. Первый, когда «обмывали» ему присвоение  звания «майор» в гарнизоне Чкаловск и то после угрозы, что мы все сейчас встанем и уйдём, если он за свои «звёздочки» не выпьет. Второй, на поминках майора Юзвишина, который разбился  на  МИГ-29 на полигоне Свободный Порт.

Так совпало, что в очередной раз я приехал к Тимуру Апакидзе в гости в гарнизон Саки в тот день, когда катапультировались со «спарки» МИГ-29уб старший штурман полка подполковник Омелаенко и лётчик-испытатель Анатолий Квочур, который в этом полёте был инструктором. Понимая, что Тимуру, сейчас не до меня, я старался меньше попадаться ему на глаза, и в основном всё время проводил на пляже. На третий день он меня нашёл сам:

- Ты говорил,  у тебя тут неподалёку бард знакомый живёт?

- Живёт, говорю, - в селе Ильинка, 30 километров севернее Сак.- Можешь вызвать?

- Для чего?»- спросил я. 

- Квочур ходит, как в воду, опущенный. Надо его развеселить», ответил Тимур.

Я позвонил Константину Фролову, вечером Костя приехал. 

Сели ужинать в номере у Квочура, естественно, «с этим делом». Костя достал гитару, и мы забыли про всё… Тимур, не пригубил ни одной рюмки. Это важно для понимания всех последующих событий. Анатолий пил мало.  Мы с Костей принимали «александеры» на грудь без ограничений, сколько «душа просила». От Костиных песен исходил такой «бальзам», что ночь пролетела, как одно мгновение. В начале седьмого утра Тимур тоном, не терпящим возражений, произнёс, показывая на Костю: «Он должен это видеть. Но поскольку его одного пускать нельзя, с ним полетишь ты. Полетите сейчас на авианосец   
«Тбилиси». А я знал, что «Тбилиси»  находится в Чёрном море на ходовых испытаниях, и завтра туда должны прилететь два Главкома СССР (ВВС и ВМФ). 
«Акстись, Тимур. Я сейчас никакого отношения к палубной авиации не имею, а Костя вообще гражданский человек. На корабле наверняка представителей КГБ, как «у Бобика блох». Нас сразу повяжут. Давай я съезжу в Николаев, выпишу какую-нибудь «липовую» командировку, попробую вписать туда Костю, тогда и полетим». «Акстись, Тимур. Я сейчас никакого отношения к палубной авиации не имею, а Костя вообще гражданский человек. На корабле наверняка представителей КГБ, как «у Бобика блох». Нас сразу повяжут. Давай я съезжу в Николаев, выпишу какую-нибудь «липовую» командировку, попробую вписать туда Костю, тогда и полетим». Тут вмешался Анатолий: «Там сейчас около 2 тысяч человек, из них человек 500 гражданских инженеров и «доработчиков», вы растворитесь, «как иголка, в стоге сена». Я пытался говорить, что риск слишком велик, что меня снимут с должности, а Костю вообще могут посадить в тюрьму, как «германского шпиона».  Тимур и Квочур были непреклонны: «Полетите, причём прямо сейчас». Я хочу подчеркнуть, эти двое были «в здравом уме и трезвой памяти» и знали, на какой риск они шли, забрасывая совершенно посторонних людей на авианосец, на тот момент самый секретный корабль Советского Союза. В общем, не успели мы опомниться, как подошла машина, и мы помчались на аэродром, мне даже за документами не дали в гостиницу заехать. Приезжаем, стоит вертолёт с уже запущенными двигателями. Квочур выскакивает сразу вперёд, показывая командиру экипажа: «Открой дверь». Дверь открыли, в МИ-8 заскочил Тимур, показал на нас,  и тут же два человека «кубарем выкатились» с вертолёта. Тимур за ними и нам показывает: «Быстрее». Мы с Костей прыгаем в салон,  и МИ-8 сразу взлетает. Потом, когда эпопея закончилась, я спросил у Тимура: «Что ты им тогда сказал?» Да всего пару слов: «Эти двое выполняют срочный секретный приказ Министра Обороны, они полетят вместо вас, а вы следующим рейсом». Авторитет разжалованного с должности командира полка подполковника Апакидзе несмотря ни на что был непререкаем. 

В общем, летим мы над Чёрным морем, в потёртых джинсах, футболках.  Константин с интересом смотрит в «окно», а я никак не могу поверить, что это происходит не с кем-нибудь, а с нами. Когда на горизонте показалась громада авианосца, я сразу начал трезветь и понял, в какую «авантюру» мы ввязались. Немного покружили в сторонке, выжидая разрыв между взлетающими и садящимися на палубу истребителями, и пошли на посадку сами. Только «приземлились»,  борттехник кричит: «Без выключения», и мы бегом все выкатились по трапу с вертолёта. МИ-8 тут же взлетел, а секунд через 30 на палубу «шлёпнулся» СУ-27к, за ним МИГ-29, но тот тут же без зацепа за гак ушёл на второй круг. Зрелище было завораживающим и просто подкупало своей новизной. Я помню,  как начал озираться по сторонам с мыслью: «Хоть бы никакой «знакомый» нас не увидел. Не успел подумать, как мимо нас быстрым шагом «несётся» генерал Шушпанов Павел Степанович. Его взгляд падает на меня: «Чечельницкий, Вы,  почему здесь?»

Тут я вынужден сделать «лирическое» отступление. Хотя на третьем курсе авиационного училища я уже летал на Л-29 и ИЛ-28, но  окончательно поверил в то, что смогу стать хорошим лётчиком после следующего эпизода. В тот день вечером по телевизору должны были показывать фильм «Женщины Востока», а поскольку к женщинам я был всегда «неравнодушен», то решил, что мне надо этот фильм обязательно посмотреть. Но была маленькая проблема, в ленкомнату, где стоял телевизор, весь личный состав эскадрильи не влезал. С ужина мы подходили четырьмя колоннами к казарме, и сержант командовал: «Слева по одному марш или справа по одному». Т. е. даже стоя в середине строя,  гарантии попасть в ленкомнату на телевизор не было. Я такого допустить не мог. Поэтому, быстро, как «баклан», проглотил ужин, высунул голову из двери столовой, убедился, что никого нет и помчался, набирая «стартовую» скорость. Только выскочил за угол казармы, а там майор, дежурный по части: «Товарищ курсант, стойте. Вы, почему без строя?» Я ни секунды,  не задумываясь, ответил: «Выполняю приказ». Он опешил: «Какой?» Вот тут я начал напрягать «фантазию», какой же приказ я выполняю? И тут на своё счастье метрах в двухстах увидел бегущего курсанта, который успел проскочить «опасную» зону  до того как майор вышел на исходную позицию. «Мне приказали догнать вон того курсанта». Он: «Выполняйте». Я: «Есть» и помчался дальше. Что меня тогда поразило, я даже не замедлил шага, отвечая на вопрос майора, настолько был уверен в своей находчивости. Вот тогда я сказал себе: «Вася, из тебя получится хороший лётчик, если ты также как сейчас не будешь теряться в опасных ситуациях.           Примерно также получилось и с вопросом генерала Шушпанова: «Почему Вы здесь?» Я, не моргнув глазом, уверенным тоном» ответил: «Мне приказали проверить работу Группы руководства полётами». « Тогда Вам за мной», - сказал генерал и быстро пошёл дальше. Павел Степанович был так озабочен делами, что даже не стал анализировать мои слова. А ведь такой приказ мог отдать только он. Я подскочил к Константину: «Костя, только никуда не сходи с этого места, я тебя потом не найду. И кто    бы тебя ни спрашивал, кто ты, откуда? молчи – ты немой». Я помчался за генералом Шушпановым, постоянно оглядываясь на Костю. Фактически я его бросал на произвол судьбы. Прибыли на Пост, откуда осуществлялось руководство полётами, я стал изображать «контроль», совершенно не думая о том,  что меня могут в любой момент раскрыть, ведь я тут был первый раз в жизни. Все мысли были о Косте: «Как он там?» Воображение уже рисовало самые страшные картины: «Костю повязали и допрашивают, как он сугубо гражданский человек сюда попал и на какую разведку он работает?» Примерно час продолжалась эта пытка. Хотя то, что я видел, никого не могло оставить равнодушным, самые современные истребители Советского Союза взлетали и садились на палубу авианосца, и я вам скажу: «Зрелище не для слабонервных!» Наконец,  генерала Шушпанова пригласили на обед в кают-компанию, и он ушёл. Я тут же буквально выкатился из рубки и помчался к тому месту, где оставил Костю. Учитывая, что я сам был на корабле всего второй раз, задача была сама по себе не простая. 

Константин стоял не там, где я его оставил. Он перешёл ближе, где были лучше видны взлёты и посадки палубных истребителей, хотя грохот от работы двигателей на «форсаже» при взлёте стоял такой, что уши глохли. Когда я подскочил к нему, моей радости не было предела,  и я думал, что такие же чувства испытывает и Костя. Как я ошибался «наивный». Было видно, что он совершенно далёк от моих «земных» проблем. Его глаза светились восторгом и «муками  творчества». Пришлось опустить его на нашу «грешную» землю: «Костя, я не знаю как, но надо срочно «уносить отсюда ноги». В Саках нам Тимур с Анатолием Квочуром помогли сесть в вертолёт. А здесь надо рассчитывать только на самих себя». Как мы «уносили ноги» с авианосца – это тема отдельного «романа». Скажу лишь, что только третья наша попытка без «денег», документов и без внесения в полётный список пассажиров увенчалась успехом. Правда, когда мы взлетели, борттехник заметил, что вместо 18 человек в вертолёте сидит 20. Он подскочил к нам с вопросом: «Вы по списку?» Я ответил: «Да, по списку, только у нас другие фамилии, и вообще тот список передадут следующим рейсом». «А как это может быть?» На что я философски изрёк: «Сынок, послужишь с моё, ещё не то про морскую авиацию узнаешь». 

Результатом нашего полёта на авианосец стало то, что Константин Фролов написал сразу две песни: «Посвящение лётчикам-испытателям» и «Посвящение лётчикам палубной авиации». В первой есть такие слова:
            У нас порой бывает очень весело,
            Когда земля стеной уходит в небо. 
            Но наша сумасшедшая профессия 
            Отнюдь не ради выпивки и хлеба

            Нам просто повезло – отпетым грешникам –
            Всё от неё принять без укоризны. 
            Ведь эта фантастическая техника 
            Бывает словно женщина капризна. 

А во второй:

            Молю судьбу, чтоб искренне, всерьёз
            Удачей наградила вас природа, 
            И чтобы только с первого захода
            Цеплялся гак за поперечный трос!

Этим примером я хотел показать, как два лётчика, Апакидзе и Квочур, не побоялись пойти на риск,  поступили нестандартно, и родилось сразу две песни об авиации. А меня когда спрашивают: «Были ли у Вас экстремальные ситуации на работе?»
Я отвечаю: «Да, была одна. Чуть не заблудился на авианосце «Тбилиси», когда он был на испытаниях в Чёрном море. А потом долго снился один и тот же сон, как меня пытают и хотят узнать, на чью разведку я работаю!»